СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРІЙ БОГОСЛОВЪ
Свт. Григорій Богословъ
Удивительный Святитель, второй по высочайшему именованію Богословъ въ церкви Христовой, чью память она празднуетъ 25 января (ст.ст.), былъ очень терпимъ къ еретикамъ и инакомыслящимъ. «Тайна спасенія, – говорилъ онъ, – для желающихъ, а не для насилуемыхъ». Искуснѣйшій ораторъ и апологетъ православнаго ученія, тайнозритель Пресв. Троицы, Святитель въ то же время оказался неприспособленнымъ къ практической церковно-общественной дѣятельности, «гдѣ нужно не столько управлять, сколько ладить съ людьми, часто поступаясь своими убѣжденіями». «Церкви безъ пастырей, доброе гибнетъ; злое наружи; надобно плыть ночью, нигдѣ не свѣтятъ путеводные огни, Христосъ спитъ», – писалъ онъ почти въ отчаяніи къ Евдоксію Ритору. Однако Святитель «вѣрилъ въ конечную побѣду православной церкви надъ всѣми ея врагами: “Очень знаю, что недолго пошипятъ, потомъ спрячутся, низложенные истиной и временемъ”».
Родился будущій святитель въ 330 году въ юго-западной части Каппадокіи недалеко отъ города Назіанза. Отечество Григорія пользовалось дурной репутаціей, жители его не безъ основанія считались вѣроломными, лживыми и хитрыми. Про нихъ говорили, что «змѣя, укусивъ каппадокійца, умерла». Кромѣ того, Каппадокія въ IV вѣкѣ являлась гнѣздомъ страшной аріанской ереси. Родителей Григорія звали Григорій и Нонна, среднего брата Констанцій, а младшую сестру Горгонія.
Въ 379 г. православные Константинополя обратились къ свт. Григорію взять въ свои руки управленіе паствой этого города, который Григорій Богословъ называлъ «окомъ вселенной, городомъ могущественнѣйшимъ на сушѣ и на морѣ, взаимнымъ узломъ востока и запада, куда отовсюду стекались и откуда, какъ съ общего форума, исходило все важнѣйшее въ вѣрѣ». И вотъ этотъ важнѣйшій политическій и религіозный центръ, столица Вѵзантійской имперіи, «сдѣлался добычей аріанства». «Члены православной церкви составляли угнетенное и незначительное меньшинство. Достаточно сказать, что ко времени прибытія сюда Григорія Богослова не было ни одного православного храма».
Прибывъ въ Константинополь, святитель поселился въ домѣ своего родственника, «обративъ одну изъ комнатъ этого дома въ церковь въ честь Воскресенія Христова (Анастасія) и она оказалась вполнѣ достаточной, чтобы вмѣстить всю тогдашнюю православную общину столицы». «Его проповѣдь и дѣятельность создали ему обширный кругъ враговъ. Которые, ослѣпленные своей къ нему ненавистью, не разъ производили покушенія на его жизнь».
Какъ не упомянуть здѣсь и о предательствѣ святителя Григорія коварнымъ, вѣроломнымъ и хитрымъ Максимомъ-киникомъ. Будучи приверженцемъ философіи кинизма, наименованіе которой въ латинской транскрипціи звучитъ какъ «цинизмъ», этотъ александрійскій авантюристъ изъ среды духовенства, вполнѣ оправдалъ свою философскую принадлежность, промыслительно именуясь циникомъ (киником). Обманщикъ, прикрываясь «лицемѣріемъ благочестія и показной философіей», вошелъ въ полное довѣріе къ святителю, который принялъ это нравственное ничтожество какъ своего друга, ожидая отъ него только добра для своей церкви. Свт. Григорій даже посвящаетъ Максиму-цинику слово, «въ которомъ называетъ его поборникомъ правды, “христіаниномъ паче всѣхъ”». «Можно ли упрекнуть Григорія въ излишней довѣрчивости и нѣкоторомъ даже легкомысліи? Вѣдь этотъ александріецъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ до сего времени и съ Аѳанасіемъ Великимъ, и съ Василіемъ Великимъ. И тотъ и другой состояли съ нимъ въ перепискѣ, причемъ послѣдній искренно вѣрилъ въ его благочестіе. Войдя въ довѣріе къ Григорію, Максимъ сталъ стремиться къ тому, чтобы свергнуть Григорія съ епископской каѳедры и занять его мѣсто. Въ выполненіи этого плана приняли самое дѣятельное участіе епископы Египта, руководимые Александрійскимъ епископомъ Петромъ. Для этой цѣли они прибыли въ Константинополь, ночью тайно проникли въ каѳедральную церковь Григорія и начали обрядъ посвященія, который имъ удалось окончить уже на частной квартирѣ. Хотя Максимъ и былъ возведенъ ими въ санъ епископа, но Григорія имъ свергнуть не удалось, такъ какъ и народъ и императоръ Ѳеодосій были на его сторонѣ». Это вѣроломство со стороны единовѣрцевъ и того человѣка, которому было оказано столько милости и довѣрія такъ потрясло святителя, что онъ объявилъ своей паствѣ о намѣреніи оставить епископскую каѳедру. Но народъ, встретивъ его слова рыданіями, умолилъ свт. Григорія и онъ остался.
Когда же съ паденіемъ аріанскаго епископа Демофила свт. Григорій сталъ единственнымъ кандидатомъ на столичную каѳедру православнаго Константинопольскаго архіепископа, и народъ и императоръ «желали видѣть на ней лишь Григорія», святитель съ присущей ему скромностью отклонилъ почетное предложеніе, оставивъ окончательное рѣшеніе объ этомъ высокомъ назначеніи на усмотрѣние собора епископовъ. А что же со злыми еретиками? Одержавъ побѣду надъ аріанами, свяьтитель «проявилъ къ нимъ удивительную снисходительность и кротость, и не отвѣтилъ имъ тѣмъ преслѣдованіемъ, которое они совершали по отношенію къ православной церкви».
Большой соборъ епископовъ, получившій названіе Второго вселенскаго Константинополскаго собора, былъ созванъ стараніемъ императора Ѳеодосія. Однимъ изъ постановленій этого собора было назначеніе свт. Григорія на Константинопольскую каѳедру. Однако пробыл на ней святитель лишь нѣсколько недѣль. Послѣ кончины предсѣдателя собора – кроткаго и благочестиваго миротворца Мелетія, на соборъ обрушились раздоры и волненія. «Григорій, не желая служить причиной раздора, добровольно отказался отъ архіепископской каѳедры и… удалился въ Назіанзъ».
Уставшій отъ дрязгъ и человѣческаго непостоянства, сильно утомленный неравной борьбой съ жестокими аріанами, безмѣрно огорченный смутами собора, святитель вынужденно вступает въ еще одинъ бой съ еретиками-апполинаристами, захватившими в свои руки церковь въ Назіанзѣ. Два долгихъ года проходитъ тамъ подъ управленіемъ мужественнаго святителя, пока по его указанію не избрали епископомъ Назіанза Евлалія. Послѣ чего свт. Григорій Богословъ «совершенно отстранился отъ участія въ управленіи церковью, рѣшивъ остатокъ дней своихъ посвятить уединенію».
Въ заключеніе добавимъ, что именно благодаря дѣятельнымъ трудамъ Григорія Богослова на Константинопольской каѳедрѣ, послѣдняя стала занимать въ христіанскомъ мірѣ второе мѣсто послѣ Рима.
Избранныя слова свт. Григорія Богослова
О еретикахъ и лжепастыряхъ:
«…не слушайте гласа, который нечистыми и поврежденными словами отторгаетъ и увлекаетъ отъ истиннаго и перваго Пастыря. Далече отъ всего того, какъ отъ зелія, чарующаго и смертоноснаго». Применимо къ «старцамъ» и проповѣдникамъ МП: «Если всякому, сколько бы кто ни былъ грубъ и невѣжественъ, непростительно не знать какого-либо римскаго закона, и если нѣтъ такого закона, который быв покрывалъ сдѣланное по невѣдѣнію; то не странно ли – тайноводствующимъ ко спасенію не знать началъ спасенія, хотя бы они и во всемъ другомъ были и очень просты и неглубокаго ума? Впрочемъ пусть получатъ извиненіе тѣ, которые послѣдовали нечестію по невѣдѣнію. Что же скажешь о прочихъ, которые сами себѣ приписываютъ проницательность, и по сказаннымъ выше причинамъ уступили превозмогающей силѣ, которые долго представляли изъ себя людей благочестивыхъ, а какъ скоро встрѣтилось нѣчто изобличающее, тотчасъ преткнулись». «Посему и мы, подражая Христу, можемъ иногда заграждать уста любопытнымъ совопросникамъ, и их нумѣстные вопросы рѣшать вопросами же, еще болѣе неумѣстными».
О благочестіи и добродѣтели:
«Хорошо и уклоняться нѣсколько отъ призванія Божія, какъ въ древности поступилъ Моисей, а послѣ Іеремія; хорошо и поспѣшать съ готовностью на гласъ Зовущаго, какъ Ааронъ и Исаія, только-бы то и другое было по благочестію, – одно по причинѣ собственной немощи, а другое по надеждѣ на силу Зовущаго». «Благочестіе поставляйте не въ томъ, чтобы часто говорить о Богѣ, но въ томъ, чтобы больше молчать; ибо языкъ, не управляемый разумомъ – претыканіе для всѣхъ людей. Всегда держитесь той мысли, что безопаснѣе слушать, нежели говорить». «…наша брань – со врагомъ, внурь насъ воюющимъ и противоборствующимъ, который, оружіемъ противъ насъ употребляя насъ же самихъ (что всего ужаснѣе!), предаетъ насъ грѣховной смерти. А для сего намъ нужны: великая и совершенная вѣра, въ большей мѣрѣ Божіе содѣйствіе, но не въ малой также, какъ убѣжденъ я, и собственная наша ревность, выражаемая и дѣйствительно оказываемая словомъ и дѣломъ, если нужно, чтобы наши души, которыя для насъ всего предпочтительнѣе, хорошо были врачуемы, очищаемы и цѣнимы дороже всего». «Ибо людей, искренно чтущихъ Бога, ничто не можетъ такъ сильно побудить къ единомыслію, какъ согласіе въ ученіи о Богѣ, и ничто такъ не располагаетъ къ раздору, какъ несогласіе въ семъ ученіи. Человѣкъ самый скромный въ другихъ случаяхъ становится самымъ пламеннымъ, кроткій – храбрымъ (Іоил. 3, 11), когда видитъ, что чрезъ свое равнодушіе онъ лишается Бога, или, лучше сказать, своимъ паденіемъ причиняетъ ущербъ Богу, Который насъ почитаетъ Своимъ богатствомъ и обогащаетъ». «Посему всѣ тѣ, которые любятъ благо мира, и, напротивъ того, ненавидятъ раздоръ и отвращаются его, близки къ Богу и Божественнымъ духамъ; а тѣ, которые браннолюбивы нравомъ, ищутъ славы въ нововведеніяхъ, и тщеславятся тѣмъ, чего бы надлежало стыдиться, принадлежатъ къ противоположной сторонѣ». «…цѣлая жизнь опредѣлена у нихъ (у плачущихъ – прим.ред.) на помышленіе о смерти». «Итакъ, братія, не будемъ святаго совершать нечисто, высокаго – низко, честнаго – безчестно, и, кратко сказать, духовнаго – по земному. Торжествуетъ и іудей, но по буквѣ; празднуетъ и эллинъ, но въ угожденіе демонамъ; а у насъ, какъ все духовно: дѣйствіе, движеніе, желаніе, слова, даже походка, одѣяніе, даже мановеніе, потому что умъ на все простирается, и во всемъ образуетъ человѣка по Богу; такъ духовно и торжествованіе и веселіе. Не запрещаю давать себѣ и прохладу, но пресѣкаю всякую неумѣренность». Молитва свт. Григорія: «Уста моя отверзохъ и привлекохъ Духъ (Пс. 118, 131). Духу предаю все свое и себя самого, и дѣло и слово, и бездѣйствіе и молчаніе, только да обладаетъ Онъ мною, да водитъ меня, да направляетъ руку, умъ и языкъ къ чему должно и къ чему хощетъ; а также и да отводитъ, отъ чего удаляться и должно и для меня лучше. Я органъ Божій, органъ словесный, который настроилъ, и въ который ударяетъ добрый Художникъ – Духъ». «Ничто великое не бываетъ безъ искушенія и испытанія; ибо по естественному порядку маловажное сопровождается удобствомъ, а высокое трудностію. Ты слышалъ сказавшаго, яко многими скорбми подобаетъ намъ внити въ царствіе небесное (Дѣян. 14, 22), – скажи и самъ: проидохомъ сквозѣ огнь и воду, и извелъ еси ны въ покой (Пс. 65, 12). О чудо! Вечеръ водворися плачь и заутра радость (Пс. 29, 6)». «…мы должны не столько радоваться благополучному состоянію нашего тѣла, сколько плакать о тѣлесныхъ страданіяхъ братій нашихъ; должны человѣколюбіе къ нимъ считать единственнымъ залогомъ нашей безопасности тѣлесной и душевной». «Научимся лучше и презирать безумно употребляемое здоровье, котораго плодъ – грѣхъ, и уважать благочестиво переносимую болѣзнь, почитая тѣхъ, которые страданіемъ пріобрели побѣду; почему знать, не кроется ли между болящими какой нибудь Іовъ, который несравненно болѣе достоинъ чести, чѣмъ здоровые, хотя и соскребаетъ съ себя гной, и томится день и ночь подъ открытымъ небомъ, страдая и отъ язвъ, и отъ жены и отъ друзей». «О семъ полюбомудрствуй съ нами… чтобы наше благотвореніе было отъ скудости, а не отъ избытка, каковое плодоношеніе пріятнѣе Богу, нежели множество приносимаго и великость подаянія». «Но всего прекраснѣе и человѣколюбивѣе то, что Богъ измѣряетъ подаяніе не достоинствомъ подаваемаго, но силами и расположеніемъ плодоносящаго». О милостынѣ святитель пишетъ: «Ибо гораздо лучше для достойныхъ простирать руку и недостойнымъ, нежели изъ опасенія – встретиться съ недостойными, лишать благодѣянія и достойныхъ». «А человѣкъ духовный и христіанинъ долженъ имѣть въ виду одно спасеніе, и, что ведетъ къ нему, высоко цѣнить, а что не ведетъ, презирать, какъ ничего нестоющее; и потому ни во что ставить все видимое, заботиться же единственно о томъ, какъ достигнуть внутренняго совершенства, и то почитать выше всего, что можетъ самого сдѣлать наиболѣе достойнымъ, а чрезъ него и другихъ привлечь къ совершенству». «…злому очень легко обвинить и добраго, а доброму трудно обвинить и злаго. Кто нерасположенъ къ злу, тотъ неспособенъ и къ подозрѣнію». «Ибо нерѣдко и правѣдники предаются въ руки нечестивыхъ, – не къ славѣ нечестивыхъ, но для испытанія правѣдныхъ». О свт. Аѳанасіи Великомъ пишетъ, что онъ «соединилъ въ одно какъ безмолвное дѣланіе, такъ и дѣятельное безмолвіе, что убѣдилъ поставлять монашество болѣе въ благонравіи, нежели въ тѣлесномъ удаленіи отъ міра». «Съ любовію бываетъ одно изъ трехъ: она или, пребывая въ сердцѣ, постоянна; или, поколебавшись, возстановляется; или, удалившись, возвращается». «Но если бы кто-либо снискалъ навыкъ къ чему-либо доброму, и усвоилъ себѣ это: то для него труднѣе уже будетъ пасть, нежели какъ вначалѣ было сдѣлаться добрымъ; потому что всякое добро, утвержденное временемъ и разсудкомъ, обращается въ природу». «Хотя должно наблюдать время брани и мира, а иногда, по закону и слову Соломонову, хорошо вести и брань; однако же лучше, доколѣ только можно, преклоняться на миръ, потому что сіе и выше и богоугоднѣе». «Я люблю Христа, не знаю мѣры въ сей любви и хвалюсь ею; увеселяюсь славою мучениковъ; восхищаюсь кровьми подвижниковъ; подвиги и побѣды другихъ для меня вѣнцы: столько предвосхищаю себѣ славы, такъ усвояю себѣ заслуги!». «Ибо никакимъ служеніемъ не благоугождается Богъ, какъ злостраданіемъ, и за слезы воздаетъ Онъ милості». Отличительный признакъ благородства «есть благочестіе, добрая нравственность и восхожденіе къ первому Благу, нашему началу». «Однажды, когда день уже склонялся къ вечеру, ходилъ я одинъ, погрузившись самъ въ себя, и мѣстомъ прогулки былъ морской берегъ. Всегда имѣю обычай облегчать труды такими отдыхами. Потому что и тетива, постоянно натянутая, не выдерживаетъ напряженія, а надобно ее спускать съ стрѣлы, чтобы можно было снова натянуть, и чтобъ она была не безполезною для стрѣлка, но годилась въ случаѣ употребленія». О истинномъ смиреніи: «Развѣ не знаешь, что смиреніе не столько познается въ мелочахъ (ибо тогда можетъ оно быть только на показъ и имѣть ложный видъ добродѣтели), сколько испытывается въ дѣлахъ важныхъ? По мнѣ, смиренномудръ не тотъ, кто о себѣ говоритъ мало, при немногихъ и рѣдко, и не тотъ, кто скромно говоритъ о Богѣ, кто знаетъ что сказать, о чемъ помолчать, въ чемъ признать свое невѣдѣніе; кто уступаетъ слово имѣющему власть говорить, и соглашается, что есть люди, которые его духовнѣе и болѣе преуспѣли въ умозрѣніи. Стыдно одѣжду и пищу выбирать не дорогую, а дешевую, доказывать смиреніе и сознаніе собственной немощи мозолями на колѣняхъ, потоками слезъ, также постничествомъ, бденіемъ, возлежаніемъ на голой землѣ, трудомъ и всякими знаками униженія, но касательно ученія о Богѣ быть самовластнымъ и самоуправнымъ, ни въ чемъ никому не уступать, подымать бровь предъ всякимъ законодателемъ, тогда какъ здѣсь смиреніе не только похвально, но и безопасно». «И, какъ въ дѣтяхъ напечатлѣваешь первыя правила нравственности для того, чтобы они впослѣдствіи убѣгали пороковъ: такъ и въ отношеніи къ слову не должно оказывать дерзости и необузданности даже въ сужденіяхъ о вещахъ маловажныхъ, чтобы не пріучиться къ такому злоупотребленію въ сужденіяхъ о важнѣйшемъ». «Что сдѣлано добраго по естественному влеченію, то не заслуживаетъ одобренія; а что сдѣлано по свободному произволенію, то похвально». «И суть, иже исказиша сами себе царствія ради небеснаго. Иные не имѣли наставниковъ, но сами для себя сдѣлались похвальными наставниками. Не учила тебя матерь, чему должно, не училъ отецъ, ни священникъ, ни Епископъ, ни кто-либо другой изъ тѣхъ, кому поручено учить, но ты самъ, приведя въ дѣйствіе разумъ, свободною волей воспламенивъ искру добра, исказилъ себя, отсѣкъ корень, истребилъ орудія грѣха, приобрѣлъ такой навыкъ въ добродѣтели, что для тебя стало почти уже невозможнымъ устремляться къ злу. Посему хвалю и сей родъ скопцевъ, даже еще болѣе, нежели другіе роды». «Одно только постыдно, если не будутъ отсѣчены страсти; а кѣмъ бы ни были отсѣчены, не полагай въ томъ различія. Ибо и наставникъ есть тварь Божія, и ты отъ Бога». «Итакъ будемъ праздновать не пышно, но божественно, не по мірскому, но премірно, не нашъ праздникъ, но праздникъ Того, Кто сталъ нашимъ, лучше же сказать, праздникъ нашего Владыки, не праздникъ немоществованія, но праздникъ уврачеванія, не праздникъ созданія, но праздникъ возсозданія. Какъ исполнить сіе? Не будемъ вѣнчать преддверія домовъ, составлять лики, украшать улицы, пресыщать зрѣніе, оглашать слухъ свирѣлями, нѣжить обоняніе, осквернять вкусъ, тѣшить осязаніе – эти краткіе пути къ пороку, эти врата грѣха. Не будемъ уподобляться женамъ, ни мягкими волнующимися одеждами, которыхъ все изящество въ безполезности, ни игрою камней, ни блескомъ золота, ни ухищреніемъ подкрашиваній, приводящихъ въ подозрѣніе естественную красоту, и изобретенныхъ въ поруганіе образа Божія. Не будемъ вдаваться въ козлогласованія и піянства, съ которыми, какъ знаю, сопряжены любодѣянія и студодѣянія (Римл. 13, 13); ибо у худыхъ учителей и уроки худы, или лучше сказать, отъ негодныхъ сѣмянъ и нивы негодны. Не будемъ устилать древесными вѣтвями высокихъ ложей, устрояя роскошныя трапезы въ угожденіе чреву; не будемъ высоко цѣнить благоуханія винъ, поварскихъ приправъ, и многоцѣнности мастей. Пусть ни земля, ни море не приносятъ намъ въ даръ дорогой грязи – такъ научился я величать предметы роскоши! Не будемъ стараться превзойдти другъ друга невоздержностію (а все то, что излишне и сверхъ нужды, по моему мнѣнію, есть невоздержность), особенно, когда другіе, созданные изъ одного съ нами бренія и состава, алчутъ и терпятъ нужду. Напротивъ того предоставимъ все сіе язычникамъ, языческой пышности и языческимъ торжествамъ. Они и богами именуютъ услаждающихся тукомъ, а сообразно съ симъ служатъ божеству чревоугодіемъ, какъ лукавые изобрѣтатели, жрецы и чтители лукавых демоновъ. Но если чѣмъ должно насладиться намъ, которые покланяемся Слову; то насладимся словомъ и Божіимъ закономъ, и сказаніями какъ объ иномъ, такъ и о причинахъ настоящаго торжества, чтобы наслажденіе у насъ было собственно свое, и не чуждое Создавшему насъ». «Если встрѣтишь припадающаго должника, всякое писаніе праведное и неправедное раздери (Ис. 58, 6). Вспомни тысячи талантовъ, которые простилъ тебѣ Христосъ. Не будь лютымъ истязателемъ за меньшій долгъ, и притомъ для кого? – Для подобныхъ тебѣ рабовъ, когда прощенъ Тебѣ Господомъ большій долгъ; бойся, чтобы не понесть тебѣ наказанія за Его человѣколюбіе, которое дано тебѣ въ образецъ, и которому ты не подражалъ». «А законъ мученичества таковъ, чтобы, какъ щадя гонителей и немощныхъ, не выходить на подвигъ самовольно, такъ вышедши не отступать; потому что первое есть дерзость, а послѣднее – малодушіе».
О грѣхѣ:
«… всякій грѣхъ есть смерть души». «Ибо всякій скорѣе принимаетъ въ себя въ большей мѣрѣ малый порокъ, нежели высокую добродѣтель въ малой мѣрѣ». «…самомнѣніе отнимаетъ у человѣка большую часть того, чѣмъ онъ есть, и что тщеславіе бываетъ для людей величайшимъ препятствіемъ къ добродѣтели». «…лучше бы не лишать себя древа жизни горькимъ вкушеніемъ грѣха: однако же и обратиться, согрѣшивъ, лучше нежели падшему оставаться безъ наказанія. Ибо егоже любитъ Господь, наказуетъ (Евр. 12, 6), и подвергать наказанію есть отеческое дѣло; напротивъ того, всякая душа, оставляемая безъ вразумленія, дѣлается неисцѣльною. Посему не то тяжко, чтобы терпеть удары, но гораздо тяжелѣе не уцѣломудриться подъ ударомъ». «Великое врачество противъ зла – исповѣданіе грѣха и удаленіе отъ него». «…ибо душамъ нечистымъ все прекрасное кажется невѣроятнымъ». Богъ «не совершенно прощаетъ грѣшниковъ, чтобы милость не сдѣлала ихъ худшими». «Будетъ и другая перепись, другой составитель переписи, если ты слыхалъ о книгѣ живыхъ (Пс. 68, 29) и о книгѣ неспасаемыхъ». «Ибо въ чемъ мы укоряли нынѣ, въ томъ завтра будутъ укорять насъ. Врагъ ласково выслушиваетъ слова твои, не потому что хвалитъ, но потому что собираетъ съ злымъ намѣреніемъ, чтобы при случаѣ изблевать ядъ свой на оказавшего ему довѣренность». «…похотливое око – это самое наглое и ненасытимое изъ чувствъ, касается даже и неприкосновеннаго». «Грѣхъ – не такой ядъ ехидны, – отъ котораго тотчасъ по уязвленіи постигаетъ мучительная боль, или самая смерть, такъ что тебѣ было бы извинительно бѣжать отъ звѣря, или убить его. Напротивъ того, если можешь, уврачуй брата; а если нѣтъ, по крайней мѣрѣ самъ не подвергнешься опасности сколько-нибудь участвовать съ нимъ въ его порочности. Болѣзнь брата есть какой-то непріятный смрадъ, и его можетъ быть прогонитъ превозмогающее твое благовоніе». «Зависть омрачила и Денницу, падшаго отъ превозношенія. Будучи божественъ, онх не утерпѣлъ, чтобы не признать себя богомъ, и изринулъ изъ рая Адама, овладѣвъ имъ посредствомъ сластолюбія и жены (Быт. 3, 23): ибо увѣрилъ его, что древо познанія запрещено ему на время изъ зависти, чтобы не сталъ онъ богомъ». «Впрочемъ и здѣсь пріобрѣтаетъ нѣчто, именно смерть – въ пресѣченіе грѣха, чтобы зло не стало безсмертнымъ. Такимъ образомъ самое наказаніе дѣлается человѣколюбіемъ». Въ почкахъ человѣка сила вожделенія; къ чресламъ (половые органы) и пупу (чрево) привязанъ крючокъ змія. «…извлеки пользу даже изъ порочной своей жизни, купи смертію спасеніе, войди со Іисусомъ въ рай, чтобы узнать, откуда ты ниспалъ, созерцай тамошнія красоты, а ропотника оставь съ его хулами умереть внѣ».
О сомнительныхъ положеніях и мненіяхъ, оправдываемыхъ сложившимся долговременнымъ обычаемъ:
«…послѣ того какъ неразуміе призвало себѣ въ помощники время и обычай, ставшій закономъ». «Души слабыя въ отношеніи и къ добродѣтели и къ пороку равно медлительны и неподвижны; онѣ не склоняются много ни на ту, ни на другую сторону; у нихъ такія же движенія, какъ и у людей страждущихъ оцѣпененіемъ. А души твердыя, если руководствуетъ и управляетъ ими разумъ, – великое пріобрѣтеніе для добродѣтели; при недостаткѣ же знанія и разума, онѣ то же самое и для порока. Такъ и коню надобно быть сильнымъ и мужественнымъ, чтобъ могъ онъ впослѣдствіи одерживать побѣду на войнѣ, или на ристалищѣ; но изъ него не выйдетъ ничего добраго, если не будетъ усмиренъ уздой и пріученъ къ кротости многотруднымъ упражненіемъ». «Поелику упомянулъ я о Моисеѣ, то изъ сего не вразумителенъ ли будетъ для тебя чинъ благодати и законъ порядка? Ежели ты Моисей; то войди внутрь облака, разглагольствуй съ Богомъ, внимай гласу, прими законъ. Будь законодателемъ. А ежели ты Ааронъ; то взойди съ Моисеемъ, но стань вблизи, внѣ облака. Но ежели ты какой-нибудь Иѳамаръ или Елеазаръ – третій по Моисеѣ, или одинъ изъ старейшинъ и семидесяти; то стань издалеча, и довольствуйся третьимъ мѣстомъ. Ежели ты одинъ изъ народа изъ простолюдиновъ; то тебя не допуститъ къ себѣ гора; даже и звѣрь, ежели къ ней прикоснется, будетъ побитъ камнями. Тогда оставайся внизу и внимай одному гласу, и то соблюдшись отъ оскверненія и очистившись, какъ повелѣно. И чтобъ тебѣ многими путями дойти до познанія, спрошу: кто изъ іереевъ совершилъ руцѣ (Исх. 29, 9)? Моисей. Кто первый былъ изъ посвященныхъ? Ааронъ. И еще прежде сего: кто былъ въ тѣхъ, яже къ Богу (Исх. 4, 16)? И кто служилъ вмѣсто гласа народу? Кто входилъ во Святая Святыхъ, кромѣ одного? Да и онъ всегда ли? Нѣтъ, но однажды въ годъ и въ опредѣленное время. Носилъ ли кто Скинію, кромѣ Левитовъ? И они носили не такъ ли, какъ было установлено: одни – важнейшія ея части, другіе – менѣе важныя, смотря по достоинству носящихъ? И поелику нужно было охранять ее, кто именно охранялъ и какимъ образомъ? Одни ту сторону, другіе – другую, и ничто не оставалось неопредѣленнымъ и неприведеннымъ въ порядокъ, даже касательно малѣйшихъ частей. А у насъ, если пріобрѣли хотя малую славу, часто же и той не имея, если, какъ ни попало, заучили два или три реченія изъ Писанія, и то не въ связи и безъ должнаго разумѣнія (такова наша скороспѣлая мудрость, этотъ Халанскій столпъ, благовременно раздѣлившій языки!), надобно уже высокоумствовать противъ Моисея, и дѣлаться Даѳаномъ и Авирономъ – ругателями и безбожниками! Будемъ лучше убѣгать ихъ наглости, и не станемъ подражать ихъ высокоумію, чтобы не имѣть одного съ ними конца!». «…легче заимствовать порокъ, нежели передать добродѣтель, такъ какъ скорѣе заразишься болѣзнію, нежели сообщишь другому свое здоровье».
Характеристика бѣса:
«…безстыденъ и упоренъ». О злѣ:
«Вѣруй, что зло не имѣетъ ни особой сущности, ни царства, что оно ни безначально, ни самобытно, ниже сотворено Богомъ, но есть наше дѣло и дѣло лукаваго, и привзошло въ насъ отъ нашего нерадѣнія, а не отъ Творца».
Пастырямъ и начальникамъ:
«…слово есть хлѣбъ ангельскій, имъ питаются и напоеваются души, алчущія Бога, ищущія не скорогибнущей и преходящей, но вѣчно-пребывающей пищи». «… должно почитать порокомъ въ частномъ человѣкѣ то, что произведено имъ худаго, заслуживаетъ наказанія и строго истязуется самымъ закономъ, а въ начальникѣ и предстоятелѣ даже то, что онъ не достигъ возможнаго совершенства, и не преуспѣваетъ непрестанно въ добрѣ; потому что ему надобно – превосходствомъ своей добродѣтели привлекать народъ къ порядку, и не силою обуздывать, но доводить до порядка убѣжденіемъ. Ибо все, что дѣлается недобровольно, кромѣ того, что оно насильственно и непохвально, еще и не прочно. Вынужденное, подобно растенію, насильно согнутому руками, какъ скоро бываетъ оставлено на волѣ, обыкновенно возвращается въ прежнее свое положеніе. Напротивъ того, что дѣлается по свободному произволенію, то, какъ скрѣпляемое узами сердечнаго расположенія, и весьма законно и вмѣстѣ надежно. Посему законъ нашъ и самъ Законоположникъ особенно повелѣваетъ пасти стадо не нуждею, но волею (1 Петр. 5, 2)». «Для однихъ полезна похвала, для другихъ – укоризна; но и та и другая – во время; напротивъ того, безъ времени и безъ основанія онѣ вредятъ». «Иногда нужно гнѣваться, не гнѣваясь, оказывать презрѣніе, не презирая, терять надежду, не отчаяваясь, сколько сего требуетъ свойство каждаго; другихъ должно врачевать кротостію, смиреніемъ и соучастіемъ въ ихъ лучшихъ о себѣ надеждахъ». «…такова цѣль и всякаго духовнаго начальства, – во всемъ презирать свое для пользы другихъ!». «Пророкъ угрожаетъ разрушить стѣну и помазающихъ ю (Дан., 13, 15.), то есть, и тѣхъ, которые грѣшатъ, и тѣхъ, которые прикрываютъ грѣхи, что дѣлаютъ худые правители и священники, обольщающіе домъ Израилевъ, по внушенію сердецъ своихъ, преданныхъ похотямъ своимъ». «…посредничество между Богомъ и человѣками, что составляетъ также долгъ іерея». «…прежде надобно содѣлаться достойнымъ церкви, а потомъ уже алтаря, и прежде достойнымъ алтаря, а потомъ уже – предсѣдательства». «…Ибо руки священника, воздвигаемыя на горѣ и принимающія молитвенное положеніе, совершили то, чего не могли сдѣлать многія тысячи». «Что скажутъ возведенные на высокіе степени чести, высоко взгромоздившіе свой начальническій стулъ, а брови подъемлющіе еще выше мѣста своего лицедѣйствія, между тѣмъ не помышляющіе о Богѣ, Который выше всего, и о недоступной высотѣ истиннаго царства, не разсуждающіе, что и сами они, имѣя нужду въ таковой же милости, должны начальствовать надъ подчиненными, какъ надъ сослужителями?». «А пока нѣтъ силъ преодолѣть вещественное, достаточно очистить слухъ и мысли; до тѣхъ поръ не безопасно принимать на себя попеченіе о душахъ и вдаваться въ богословствованіе». «Вчера святотатцы, а нынѣ священники, вчера не смѣвшіе приступить къ святынѣ, а нынѣ тайноводители, устарѣвшіе въ порокахъ и новоявленные въ благочестіи, произведеніе человѣческой милости, а не дѣло благодати Духа, – они весь путь свой ознаменовали насиліемъ, и, наконецъ, гнетутъ самое благочестіе; не нравы даютъ имъ степень, а степень – нравы (такъ много превратился порядокъ!); имъ больше надобно приносить жертвъ за себя, нежели о людскихъ невѣжествіихъ (Евр. 9, 7); они непремѣнно погрѣшаютъ въ одномъ изъ двухъ: или, имѣя нужду въ снисхожденіи, чрезъ мѣру снисходительны, такъ что не пресѣкаютъ порокъ, а учатъ пороку; или строгостію власти прикрываютъ собственныя дѣла свои». «Учить – дѣло великое; но учиться – дѣло безопасное. Для чего представляешь изъ себя Пастыря, когда ты овца? Для чего дѣлаешься головой, когда ты – нога? Для чего берешься предводительствовать войскомъ, когда ты поставленъ въ ряду воиновъ? Для чего гоняешься на морѣ за великими, но сомнительными выгодами, когда можешь безопасно воздѣлывать землю, хотя и съ меньшимъ пріобретеніемъ?». «Люди – медлительные судіи своихъ дѣлъ, но скорые истязатели дѣлъ чужихъ. Имъ легче извинить другихъ въ важнейшемъ, нежели насъ въ маловажномъ; и если въ нихъ будетъ еще невѣжество, то скорѣе обвинятъ насъ въ нечестіи, нежели себя въ посредственномъ незнаніи». «Напротивъ того, частію исправь его (падшего брата – прим. ред.) и притомъ кротко и человѣколюбиво, не какъ врагъ или немилосердный врачъ, который тоько и знаетъ одно средство – прижигать и рѣзать; частію же познай самого себя и собственную немощь». «Гораздо надобно подумать и многое перепытать, прежде нежели осудишь другаго въ злочестіи. Не одно и тоже – срѣзать растеніе, или какой кратковременный цвѣтокъ, и человѣка. Ты – образъ Божій, и бесѣдуешь съ Божіимъ образомъ. Ты – судящій другаго, самъ будешь судимъ; ты судишь чуждаго раба, которымъ правитъ другой. Смотри на своего брата, какъ будто бы ты самъ былъ судимъ вмѣстѣ съ нимъ. Посему не скоро отсѣкай и бросай членъ, пока неизвѣстно, не сдѣлаетъ ли сего вреда и здоровымъ членамъ. Подай совѣтъ, запрети, умоли (2 Тим. 4, 2). У тебя есть правило врачеванія, ты ученикъ Христа, кроткаго, человѣколюбиваго и понесшаго наши немощи. Если братъ въ первый разъ воспротивился, потерпи великодушно; если во второй, не теряй надежды, – еще есть время къ уврачеванію; если и въ третій разъ, то будь человѣколюбивымъ земледѣлателемъ, еще упроси господина не посѣкать и не подвергать своему гнѣву безплодную и безполезную смоковницу, но позаботиться о ней и осыпать ее гноемъ (Лук. 13, 8), то есть доставить ей врачеваніе исповѣди, обнаруженія постыдныхъ дѣлъ и опозоренной жизни. Кто знаетъ, перемѣнится ли она, принесетъ ли плоды и напитаетъ ли Іисуса, возвращающагося изъ Виѳаніи? Потерпи дѣйствитеьное, или кажущееся тебѣ, зловоніе брата своего – ты, который помазанъ духовнымъ мѵромъ, составленнымъ по мѵроварному художеству, чтобы сообщить брату свое благоуханіе». «Какъ въ древности у мудрыхъ Евреевъ не позволялось молодымъ людямъ читать нѣкоторыя Священныя книги, потому что онѣ не принесли бы пользы душамъ еще не твердымъ и нѣжнымъ: такъ и у насъ надлежало-бы постановить закономъ, чтобы не всякому и не всегда, а только въ извѣстное время и извѣстнымъ лицамъ дозволялось учить о Вѣрѣ, имѣнно тѣмъ, которые не вовсе нерадивы и медлительны умомъ, и не слишкомъ ненасытимы, честолюбивы и болѣе надлежащаго горячи въ дѣлѣ благочестія. Такимъ людямъ слѣдовало-бы давать порученія, исправляя которыя, они не могли-бы вредить ни себѣ, ни другимъ; а право учить предоставить умѣреннымъ въ словѣ, какъ истинно благоустроеннымъ и цѣломудреннымъ; простолюдиновъ же отводить отъ сего пути, и отъ усилившагося нынѣ недуга – говорливости, обращать же ихъ къ другому безопаснѣйшему роду добродѣтели, гдѣ и нерадѣніе менѣе вредно, и неумѣренность не противна благочестію». «Равно худы – и отпущеніе грѣховъ не исправляющее, и осужденіе не знающее пощады; первое совершенно ослабляетъ узду, а послѣднее чрезмѣрнымъ напряженіемъ душитъ. <…> Если же дѣло сомнительно; пусть препобѣдитъ человѣколюбіе». «Ибо тѣ, которые преуспѣли или въ дѣлахъ, оставивъ слово, или въ словѣ, оставивъ дѣла, ничѣмъ, какъ мнѣ кажется, не отличаются отъ одноглазыхъ, которые терпятъ большой ущербъ, когда сами смотрятъ, а еще большій стыдъ, когда на нихъ смотрятъ. Но кто можетъ преуспѣть въ томъ и другомъ и стать ободесноручнымъ, тому возможно быть совершеннымъ, и въ сей жизни вкушать тамошнее блаженство». «Между тѣмъ Василій (Великій – ред.) медлилъ до времени употребить собственное реченіе, прося у самого Духа и у искреннихъ поборниковъ Духа не огорчаться его осмотрительностію; потому что, когда время поколебало благочестіе, стоя за одно реченіе, можно неумѣренностію все погубить».
Отвѣтъ 150 собратьямъ архипастырямъ, прибывшимъ на Константинопольскій Соборъ:
«Поставьте надъ собою другаго, который будетъ угоденъ народу, а мнѣ отдайте пустыню, сельскую жизнь и Бога. <…> Они (общество, народ – ред.) ищутъ не іереевъ, но риторовъ; не строителей душъ, но хранителей имуществъ; не жрецовъ чистыхъ, но сильныхъ представителей».
(Противъ совр. системы богословскаго образованія): «Ибо надобно, не съ умозрѣнія начавъ, оканчивать страхомъ (умозрѣніе необузданно, очень можетъ завести на стремнины), но, научившись начаткамъ у страха, имъ очистившись, и, такъ скажу, утончившись, восходить на высоту. Гдѣ страхъ, тамъ соблюденіе заповѣдей; гдѣ соблюденіе заповѣдей, тамъ очищеніе плоти – сего облака, омрачающаго душу и препятствующаго ей ясно видѣть Божественный лучъ; но гдѣ очищеніе, тамъ озареніе; озареніе же есть исполненіе желанія для стремящихся къ предметамъ высочайшимъ или къ Предмету Высочайшему, или къ Тому, Что выше высокаго. Посему должно сперва самому себя очистить, и потомъ уже бесѣдовать съ чистымъ…». «Должно предочиститься, смиренномудрствовать, и проповѣдывать уже по усовершеніи и духовнаго и тѣлеснаго возраста». «Полагаю же, что всякій имѣющій умъ, признаетъ первымъ для насъ благомъ ученость, и не только сію благороднѣйшую и нашу ученость, которая, презирая всѣ украшенія и плодовитость рѣчи, емлется за единое спасеніе и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внѣшнюю, которою многіе изъ Христіанъ, по худому разумѣнію, гнушаются, какъ злохудожною, опасною и удаляющею отъ Бога. <…> Также объ огнѣ, о пищѣ, о желѣзѣ и о прочемъ нельзя сказать, что которая-либо изъ сихъ вещей сама по себѣ или всего полезнѣе, или всего вреднѣе; но сіе зависитъ отъ произвола употребляющихъ. <…> Такъ и въ наукахъ мы заимствовали изслѣдованія и умозрѣнія, но отринули все то, что ведетъ къ демонамъ, къ заблужденію и во глубину погибели. Мы извлекали изъ нихъ полезное даже для самаго благочестія, чрезъ худшее научившись лучшему, и немощь ихъ обративъ въ твердость нашего ученія. Посему не должно унижать ученость, какъ разсуждаютъ о семъ нѣкоторые; а напротивъ того надо признать глупыми и невѣждами тѣхъ, которые, держась такого мнѣнія, желали бы всѣхъ видѣть подобными себѣ, чтобы въ общемъ недостаткѣ скрыть свой собственный недостатокъ и избѣжать обличенія въ невѣжествѣ».
Краткій катехизисъ христіанина:
«Не успѣю помыслить объ Единомъ, какъ озаряюсь Тремя. Не успѣю раздѣлить Трехъ, какъ возношусь къ Единому. Когда представляется мнѣ Единое изъ Трехъ; почитаю сіе цѣлымъ». «Когда же по зависти діавола и по обольщенію жены, которому она сама подверглась какъ слабѣйшая, и которое произвела какъ искусная въ убѣжденіи (о немощь моя! ибо немощь прародителя есть и моя собственная), человѣкъ забылъ данную ему заповѣдь и побѣжденъ горькимъ вкушеніемъ; тогда чрезъ грѣхъ дѣлается онъ изгнанникомъ, удаляемымъ въ одно время и отъ древа жизни, и изъ рая, и отъ Бога, облекается въ кожаныя ризы (можетъ быть въ грубѣйшую, смертную и противоборствующую плоть), въ первый разъ познаетъ собственный стыдъ и укрывается отъ Бога. Впрочѣмъ, и здѣсь пріобрѣтаетъ нѣчто, именно смерть – въ пресѣченіе грѣха, чтобы зло не стало безсмертнымъ. Такимъ образомъ самое наказаніе дѣлается человѣколюбіемъ. Ибо такъ, въ чемъ я увѣренъ, наказываетъ Богъ». «Короче сказать: того, кто принадлежитъ къ горнему чину (т.е. человѣка – ред.), содѣлать богомъ и причастникомъ горняго блаженства. Сего хотятъ для насъ и пѣстунъ законъ, и посредствующіе между Христомъ и закономъ Пророки, и Совершитель и конецъ духовнаго закона – Христосъ, и истощившее Себя Божество, и воспріятая плоть, и новое смѣшеніе – Богъ и человѣкъ – единый изъ Божества и человѣчества, и чрезъ единаго то и другое. Для сего Богъ примѣсился къ плоти чрезъ посредство души, и далекое между собою совокуплено чрезъ сродство посредствующаго за тѣмъ и за другимъ; все соединилось въ едино за всѣхъ и за единаго Праотца, – душа за душу преслушную, плоть за плоть, покорившуюся душѣ и вмѣстѣ осужденную; Христосъ, неепричастный грѣха и высшій грѣха, за Адама, бывшаго подъ грѣхомъ. Для сего ветхое замѣнено новымъ; страданіемъ воззванъ страдавшій; за каждый нашъ долгъ воздано особо Тѣмъ, Кто превыше насъ; и открылось новое таинство – человѣколюбивое Божіе смотрѣніе о падшемъ чрезъ непослушаніе. Для сего – рожденіе и Дѣва, для сего – ясли и Вифлеемъ; рожденіе вмѣсто созданія, Дѣва вмѣсто жены, Вифлеемъ вмѣсто Едема, ясли вмѣсто рая, малое и видимое вмѣсто великаго и сокровеннаго. Для сего – Ангелы, славящіе Небеснаго, содѣлавшагося потомъ Земнымъ, пастыри, видящіе славу на Агнцѣ и Пастырѣ; звѣзда путеводствующая, волхвы покланяющіеся и приносящіе дары, чтобы прекратилось идолослуженіе. Для сего Іисусъ приемлетъ крещеніе и свидѣтельство свыше; для сего постится, бываетъ искушаемъ и побѣждаетъ побѣдившаго. Для сего изгоняются демоны, исцѣляются болѣзни, и великое дѣло проповѣди поручается малымъ и совершается ими. Для сего мятутся народы, и люди помышляютъ тщетное. Для сего – древо за древо, и руки – за руку; руки, мужественно распростертыя, за руку, невоздержно простертую; руки пригвожденныя – за руку своевольную, руки совокупляющія во едино концы міра – за руку, извергшую Адама. Для сего – вознесеніе на крестъ за паденіе, желчь за вкушеніе, терновый вѣнецъ за худое владычество, смерть за смерть, тьма для свѣта, погребеніе за возвращеніе въ землю, воскресеніе для воскресенія. Все сіе было для насъ Божіимъ нѣкоторымъ дѣтоводительствомъ и врачеваніемъ нашей немощи, возвращающимъ ветхаго Адама туда, откуда онъ ниспалъ, и приводящимъ къ древу жизни, отъ котораго удалилъ насъ плодъ древа познанія, безвременно и неблагоразумно вкушенный». «Я получилъ образъ Божій и не сохранилъ его; Онъ воспринимаетъ мою плоть, чтобы и Образъ спасти, и плоть обезсмертить. Онъ вступаетъ во второе съ нами общеніе, которое гораздо чуднѣе перваго, поколику тогда даровалъ намъ лучшее, а теперь воспріемлетъ худшее; но сіе боголѣпнѣе перваго, сіе выше для имѣющихъ умъ». «Какъ не надобно и хвалить всего чужаго, если оно несправедливо: такъ не должно и унижать своего, если оно достойно уваженія». « – Востаните, идемъ отсюду (Іоан. 4, 31), сказалъ Онъ, не тогдашнихъ только учениковъ побуждая перейти съ извѣстнаго мѣста на другое, какъ можетъ подумать кто-нибудь, но и всѣхъ учениковъ Своихъ, во всѣ времена, симъ воззваніемъ привлекая отъ земли къ небесамъ, и отъ земныхъ благъ къ небеснымъ». «Въ древности то, что на жертвенникъ не восходила сѣкира, и при сооруженіи его не было видно и слышно орудій каменосѣчцевъ, имѣло важность по тому высшему знаменованію, что все посвящаемое Богу должно быть естественно и безискуственно». «Овцы не пасите пастырей, и не выступайте изъ своихъ предѣловъ; для васъ довольно, если вы на доброй пажити. Не судите судей, не предписывайте законовъ законодателямъ. Нѣсть бо нестроенія и безпорядка Богъ, но мира и порядка (1 Кор. 14, 33). Посему да не замышляетъ стать головою, кто съ трудомъ служитъ рукою или ногою, или другимъ еще менѣе важнымъ членомъ тѣла; напротивъ того, братія, кійждо въ званіи, въ немже призванъ бысть въ томъ да пребываетъ (1 Кор. 7, 20), хотя бы и достоинъ былъ высшаго. Довольствоваться настоящимъ – гораздо похвальнѣе, нежели домогаться званія, какого не получилъ. Кому можно безъ опасности слѣдовать за другимъ, тотъ не желай начальствовать съ опасностію для себя. Да не нарушается законъ подчиненія, которымъ держится и земное и небесное, чтобы чрезъ многоначаліе не дойдти до безначалія». «…началомъ зла бываетъ нерадѣніе о добрѣ, равно какъ началомъ тмы – удаленіе отъ свѣта». «Ибо было, когда Сей, тобою нынѣ презираемый, былъ выше тебя. Нынѣ онъ человѣкъ, а былъ и несложенъ. Хотя пребылъ и тѣмъ, чѣмъ былъ Онъ; однакоже воспріялъ и то, чѣмъ не былъ. Въ началѣ былъ Онъ безъ причины; ибо что можетъ быть причиною Бога? Но впослѣдствіи началъ бытіе по причинѣ, и причиною было – спасти тебя – ругателя, который презираешь Божество за то, что Оно приняло на Себя твою грубость, и посредствомъ ума вступило въ общеніе съ плотію; и дольній человѣкъ сталъ Богомъ, послѣ того какъ соединился съ Богомъ и сталъ съ Нимъ едино; потому что препобѣдило лучшее, дабы и мнѣ быть богомъ, поколику Онъ сталъ человѣкомъ. Онъ родился; но и прежде былъ рожденъ, – родился отъ жены, но и отъ Дѣвы, – родился человѣчески, рожденъ Божески; здѣсь безъ отца, но и тамъ безъ матери; а все сіе есть знакъ Божества. Онъ носимъ былъ во чревѣ, но узнанъ Пророкомъ, который самъ былъ еще во чревѣ, и взыгрался предъ Словомъ, для Котораго получилъ бытіе (Лук. 1, 44). Онъ повитъ былъ пеленами; но воскресши сложилъ съ Себя гробныя пелены. Положенъ былъ въ ясляхъ; но прославленъ Ангелами, указанъ звѣздою, почтенъ поклоненіемъ отъ волхвовъ. <…> Онъ спасался бѣгствомъ во Египетъ, но и все Египетское обратилъ въ бѣгство. Для Іудеевъ не имяше ни вида, ни доброты (Исаіи 53, 2); но для Давида красенъ добротою паче сыновъ человѣческихъ (Пс. 44, 3), но на горѣ молніеносенъ и свѣтозарнѣе солнца, чѣмъ и тайноводствуетъ къ будущему. Онъ крещенъ какъ человѣкъ; но разрѣшилъ грѣхи какъ Богъ; – крещенъ не потому, что Самъ имѣлъ нужду въ очищеніи; но чтобъ освятить воды. Онъ былъ искушаемъ какъ человѣкъ; но побѣдилъ какъ Богъ, но повелѣваетъ дерзать, какъ Побѣдившій міръ (Іоан. 16, 23). Алкалъ; но напиталъ тысячи, но Самъ есть хлѣбъ животный и небесный (Іоан. 6, 33, 35). Жаждалъ; но и возгласилъ: аще кто жаждетъ, да пріидетъ ко Мнѣ, и да піетъ, но и обѣщалъ, что вѣрующіе источатъ воды живыя (Іоан. 7, 39). Утруждался; но Самъ есть упокоеніе труждающихся и обремененныхъ (Матѳ. 11, 28). Его отягощалъ сонъ; но Онъ легокъ на морѣ, но Онъ запрещаетъ вѣтрамъ, но Онъ подъемлетъ утопающаго Петра. Даетъ дань; но изъ рыбы, но царствуетъ надъ собирающими дани. Его называютъ Самаряниномъ и имѣющимъ бѣса; однакожъ Онъ спасаетъ сходящаго отъ Іерусалима и впадшаго въ разбойники (Лк. 10, 30), однакоже Онъ познается бѣсами, изгоняетъ бѣсовъ, посылаетъ въ бездну легіонъ духовъ, и видитъ вождя бѣсовскаго яко молнію спадша (Лк. 10, 19). Въ Него мещутъ камнями; но не могутъ взять Его. Онъ молится; но и внемлетъ молитвамъ. Плачетъ; но и прекращаетъ плачь. Спрашиваетъ, гдѣ положенъ Лазарь, потому что былъ человѣкъ; но и воскрешаетъ Лазаря, потому что былъ Богъ. Онъ продается, и за самую низкую цѣну – за тридцать сребренниковъ; но искупаетъ міръ, и высокою цѣною – собственною Своею кровію. Яко овча на заколеніе ведется (Исаіи 53, 7); но Онъ – Слово, возвещаемое гласомъ вопіющаго въ пустыни (Исаіи 40, 3). Былъ мученъ и язвенъ (Исаіи 59, 5); но исцѣляетъ всякъ недугъ и всяку язю (Матѳ. 4, 23). Возносится на древо и пригвождается; но возстановляетъ насъ древомъ жизни, но спасаетъ распятаго съ Нимъ разбойника, но омрачаетъ все видимое. Напоевается оцтомъ, вкушаетъ желчь; но кто же Онъ? – Претворившій воду въ вино, Истребитель горькаго вкушенія, сладость и весь желаніе (Пѣсн. Пѣсн. 5, 16). Предаетъ душу; но область имать паки пріяти ю (Іоан. 10, 18); но раздирается завѣса, потому что горнее дѣлается открытымъ; но разсѣдаются камни, но возстаютъ мертвые. Умираетъ; но животворитъ и разрушаетъ смертію смерть. Погребается; но возстаетъ. Нисходитъ во адъ; но возводитъ изъ него души, но восходитъ въ небеса; но пріидетъ судить живыхъ и мертвыхъ, и подвергнуть истязанію подобныя твоимъ слова. Если одни реченія служатъ для тебя поводомъ къ заблужденію; то другія да разсѣютъ твое заблужденіе!» «Впочемъ и ты знаешь, что царствію Его не будетъ конца (Лук. 1, 33). Но впадешь въ заблужденіе по незнанію, что слово дондеже, не всегда противополагается будущему времени, а напротивъ того, означая время до извѣстнаго предѣла, не исключаетъ и послѣдующаго за симъ предѣломъ. Иначе (не говорю о другомъ чемъ) какъ будешь разумѣть слова: буду съ вами до скончанія вѣка (Матѳ. 28, 20)? Ужели такъ, что послѣ сего не будетъ Онъ съ нами? Что за разсужденіе! <…> Такое же, кажется мнѣ, значеніе имѣютъ слова: Боже, Боже мой, вонми Ми, вскую оставилъ Мя еси (Пс. 21, 1)? Ибо не Самъ Онъ оставленъ или Отцемъ, или собственнымъ Божествомъ, Которое (какъ думаютъ нѣкоторые) убоялось будто бы страданія, и потому сокрылось отъ страждущаго (кто принудилъ Его, или въ началѣ родиться на землѣ или взойти на крестъ?); но… въ лицѣ Своемъ изображаетъ насъ. Мы были прежде оставлены и презрѣнны, а нынѣ воспріяты и спасены страданіями Безстрастнаго. Подобно сему усвояетъ Онъ Себѣ и наше неразуміе и нашу грѣховность, какъ видно изъ продолженія Псалма; потому что двадцать первый псаломъ явно относится ко Христу». «Самъ Онъ, какъ Слово… снисходитъ къ сорабамъ и рабамъ, пріемлетъ на Себя чужое подобіе, представляя въ Себѣ всего меня и все мое, чтобъ истощить въ Себѣ мое худшее, подобно тому, какъ огонь истребляетъ воскъ, или солнце – земный паръ, и чтобъ мнѣ, чрезъ соединеніе съ Нимъ, пріобщиться свойственнаго Ему. …Онъ подвергаетъ испытанію наше послушаніе и все измѣряетъ Своими страданіями, водясь искусствомъ Своего человѣколюбія, дабы собственнымъ опытомъ дознать, что для насъ возможно, и сколько должно съ насъ взыскивать, и намъ извинять, если при страданіяхъ принята будетъ во вниманіе и немощь». «Напротивъ того смѣло и не сомнѣваясь ѣшь Тѣло и пей Кровь, если желаешь жизни». «Отъ Духа имѣемъ мы возрожденіе, отъ возрожденія – возсозданіе, отъ возсозданія – познаніе о достоинствѣ Возсоздавшаго». «<...> изъ сего видно, что пріемлетъ Отецъ, не потому что требовалъ или имѣлъ нужду, но по домостроительству и потому, что человѣку нужно было освятиться человѣчествомъ Бога, чтобы Онъ Самъ избавилъ насъ, преодолѣвъ мучителя силою, и возвелъ насъ къ Себѣ чрезъ Сына посредствующаго и все устрояющаго въ честь Отца, Которому оказывается Онъ во всемъ покорствующимъ <…> Мѣдный же змій хотя и повѣшенъ противъ угрызающихъ зміевъ, однако же не какъ образъ Пострадавшаго за насъ, но какъ изображающій противное, и взирающихъ на него спасаетъ не чрезъ увѣренность, что онъ живъ, но потому, что низложенный (чего и достоинъ былъ) самъ умерщвленъ и умерщвляетъ съ собою подчинившіяся ему силы». «Все устроялось по порядку, и устроялось словомъ, хотя все могло быть произведено вдругъ, какъ нѣчто единое. Ибо кто несуществующему далъ бытіе, а сотворенному – формы и очертанія, тотъ не былъ безсиленъ вмѣстѣ все и произвести и устроить. Но для того считается одно первымъ, другое вторымъ, иное третьимъ, и такъ далѣе, чтобы въ тваряхъ былъ тотчасъ введенъ порядокъ. Итакъ, порядокъ устроилъ вселенную, порядокъ держитъ и земное и небесное, – порядокъ у существъ умопредставляемыхъ, порядокъ въ вещахъ чувственныхъ, порядокъ и у Ангеловъ, порядокъ въ звѣздахъ, въ ихъ движеніи, величинѣ, взаимномъ отношеніи и свѣтлости. Ина слава солнцу, и ина слава лунѣ, и ина слава звѣздамъ: звѣзда отъ звѣзды разнствуетъ во славѣ (1 Кор. 15, 41). Порядокъ въ частяхъ года и временахъ, которыя чинно наступаютъ и проходятъ, и своими промежутками умягчаютъ свою крутость. Порядокъ въ продолженіяхъ и промежуткахъ дня и ночи. Порядокъ – въ стихіяхъ, изъ которыхъ тѣла. Порядокъ обвелъ небо, распростеръ воздухъ, подложилъ или наложилъ землю, разліялъ и собралъ во едино влажное естество, пустилъ вѣтры, но не далъ имъ совершенной свободы, связалъ въ облакахъ воду, и не удержалъ ее, но благовременно равномѣрно разсѣиваетъ по лицу всей земли… И какъ, подъ владычествомъ порядка, во всемъ устройство и неизмѣнная красота; такъ безпорядокъ и неустройство дали начало въ воздухѣ бурямъ, въ землѣ потрясеніямъ, на морѣ кораблекрушеніямъ, въ городахъ и домахъ раздорамъ, въ тѣлахъ болѣзнямъ, въ душѣ грѣхамъ. Все это – наименованія не порядка или мира, но смятенія или безпорядка. Да и то, всякому извѣстное и всѣми ожидаемое, разрушеніе, почитаю ни инымъ чѣмъ, братія, какъ преумноженіемъ безпорядка; потому что порядокъ связываетъ, а безпорядокъ разрушаетъ… Порядокъ отличилъ насъ отъ безсловесныхъ, соорудилъ города, далъ законы, почтилъ добродѣтель, наказалъ порокъ, изобрѣлъ искусства, сочеталъ супружества, любовію къ дѣтямъ облагородилъ жизнь и насадилъ въ человѣкѣ нѣчто большее низкой и плотской любви – любовь къ Богу… Порядокъ и въ Церквахъ распредѣлилъ, чтобъ одни были пасомые, а другіе Пастыри, одни начальствовали, а другіе были подвластными; кто составлялъ какъ бы главу, кто – ноги, кто – руки, кто – глазъ, кто – иный изъ членовъ тѣла – для устройства и пользы цѣлаго – какъ низшихъ, такъ и высшихъ. И въ тѣлахъ члены не отдѣлены другъ отъ друга, но цѣлое тѣло есть одно изъ различныхъ частей сложенное; не у всѣхъ членовъ одинъ образъ дѣйствованія, хотя и всѣ одинаково имѣютъ нужду другъ въ другѣ для дружнаго и взаимнаго дѣйствованія». «Кратко сказать: вспомни исповѣданіе! Въ кого ты крестился? Во Отца? – Хорошо! Однако же это Іудейское. Въ Сына? – Хорошо! это уже не Іудейское, но еще не совершенно. Въ Духа Святаго? – Прекрасно! это совершенно. Но просто ли въ Нихъ ты крестился, или и въ общее Ихъ имя? – Да, и въ общее имя! Какое же это имя? – Безъ сомнѣнія, имя Бога». «И имѣющему умъ должно помышлять болѣе о Богѣ, нежели о совокупномъ мнѣніи всѣхъ прочихъ». «Іисусъ, избравъ сперва рыбарей, Самъ потомъ ввергаетъ мрежи, и перемѣняетъ мѣста одно за другимъ. Для чего же? Не для того только, чтобы Своимъ пришествіемъ больше пріобрѣтать боголюбцевъ, но, какъ думаю, и для того, чтобы освятить большее число мѣстъ. Онъ дѣлается для Іудеевъ Іудеемъ, чтобы пріобрѣсть Іудеевъ, для подзаконныхъ подзаконнымъ, чтобы искупить подзаконныхъ, для немощныхъ немощнымъ, чтобы спасти немощныхъ. Онъ дѣлается всѣмъ для всѣхъ, чтобы всѣхъ пріобрѣсть». «… если называешься Христіаниномъ по тому, что Христа признаешь Богомъ, то и называйся и будь Христіаниномъ и именемъ и дѣломъ». «Скажу еще болѣе: принесемъ въ жертву Богу самихъ себя, лучше же, будемъ ежедневно приносить и всякое движеніе. Все примемъ ради Слова, въ страданіяхъ будемъ подражать Страданію, кровію почтимъ Кровь, охотно взойдемъ на крестъ. Вожделѣнны гвозди, хотя и очень болѣзненны. Ибо страдать со Христомъ и за Христа вожделѣннѣе, нежели наслаждаться съ другими». «…многія изъ нашихъ таинствъ не должны быть разглашаемы постороннимъ». «Пусть Іудеи соблазняются, Еллины смѣются, еретики притупляютъ языкъ! Тогда они увѣруютъ, когда увидятъ Его восходящимъ на небо; если же и не тогда, то непремѣнно, когда узрятъ Его грядущаго съ неба и возсѣдшаго судить. Но сіе будетъ послѣ; а нынѣ праздникъ Богоявленія, или Рождества; ибо такъ и иначе называется день сей, и два наименованія даются одному торжеству; потому что Богъ явился человѣкамъ чрезъ рожденіе». «Ибо Креститель зналъ, что будетъ креститься мученичествомъ». О видахъ крещенія:
«Но спасеніе свое всегда содѣлывай, и всякое время да будетъ благовременно для крещенія». «Крестилъ и Іоаннъ, уже не по-Іудейски, потому что не водою только, но и въ покаяніе (Матѳ. 3, 11); однако же не совершенно духовно, потому что не присовокупляетъ: и духомъ. Креститъ и Іисусъ; но Духомъ: въ семъ совершенство. Какъ же не Богъ Тотъ, чрезъ Котораго (осмѣлюсь сказать) и ты сдѣлаешься богомъ? Знаю и четвертое крещеніе – крещеніе мученичествомъ и кровію, которымъ крестился и Самъ Христосъ, которое гораздо достоуважительнѣе прочихъ, поколику не оскверняется новыми нечистотами. Знаю также еще и пятое – слезное, но труднѣйшее; имъ крестится измывающій на всяку ночь ложе свое и постелю слезами (Пс. 6, 7), кому возсмердѣша и раны грѣховныя (Пс. 37, 6), кто плача и сѣтуя ходитъ (Пс. 34, 14), кто подражаетъ обращенію Манассіину, смиренію помилованныхъ Ниневитянъ, кто произноситъ во храмѣ слова мытаревы, и оправдывается паче тщеславнаго фарисея, кто припадаетъ съ Хананеянкой, проситъ человѣколюбія и крошекъ – пищи самаго голоднаго пса». «Сія благодать и сила Крещенія не потопляетъ міра, какъ древле, но очищаетъ грѣхъ въ каждомъ человѣкѣ, и совершенно измываетъ всякую нечистоту и скверну, принесенную поврежденіемъ. Поелику же мы состоимъ изъ двухъ естествъ, то есть изъ души и тѣла, изъ естества видимаго и невидимаго; то и очищеніе двоякое, именно: водою и Духомъ; и одно пріемлется видимо и тѣлесно, а другое, въ то же время, совершается нетѣлесно и невидимо; одно есть образное, а другое истинное и очищающее самыя глубины; а сіе, вспомоществуя первому рожденію, изъ ветхихъ дѣлаетъ насъ новыми, изъ плотскихъ, каковы мы нынѣ, богоподобными, разваряя безъ огня и возсозидая безъ разрушенія. Ибо, кратко сказать, подъ силою Крещенія разумѣть должно завѣтъ съ Богомъ о вступленіи въ другую жизнь и о соблюденіи большей чистоты». «Пусть все у тебя погибнетъ, все будетъ похищено: деньги, имущество, престолы, отличія, и что еще относится къ дольней коловратности; но ты безопасно окончишь жизнь свою, не утративъ ни одного изъ пособій, дарованныхъ тебѣ Богомъ ко спасенію». «Мнѣ извѣстны три степени въ спасаемыхъ: рабство, наемничество и сыновство. Если ты рабъ; то бойся побоевъ. Если наемникъ; одно имѣй въ виду – получить. Если стоишь выше раба и наемника, даже сынъ, стыдись Бога какъ отца; дѣлай добро, потому что хорошо повиноваться отцу. Хотя бы ничего не надѣялся ты получить; угодить отцу само по себѣ награда. Да не окажемся пренебрегающими сіе!». О видахъ рожденія:
«Писаніе показываетъ намъ троякое рожденіе: рожденіе плотское, рожденіе чрезъ крещеніе и рожденіе чрезъ воскресеніе. Первое изъ нихъ есть дѣло ночи, рабское и страстное; второе есть дѣло дня, оно свободно, истребляетъ страсти, обрѣзываетъ всякій покровъ, лежащій на насъ отъ рожденія, и возводитъ къ горней жизни; третіе страшнѣе и короче первыхъ; оно въ одно мгновеніе соберетъ всю тварь, чтобы предстала Творцу и дала отчетъ въ здѣшнемъ порабощеніи и образѣ жизни, плоти ли только она слѣдовала, или совосторгалась съ духомъ и чтила благодать возрожденія». О посмертной участи некрещенныхъ:
«И думаю, что одни потерпятъ наказаніе какъ за другіе пороки, такъ и за презрѣніе Крещенія. Другіе же хотя потерпятъ наказаніе, но меньшее; потому что не столько по злонравію, сколько по невѣденію не получили Крещенія. А послѣдніе не будутъ у правѣднаго Судіи ни прославлены, ни наказаны; потому что хотя и незапечатлѣны, однакоже и не худы, и больше сами потерпѣли нежели сдѣлали вреда».
Кратко:
«Пока плывешь при попутномъ вѣтрѣ, страшись кораблекрушенія, и имѣя помощницей боязнь, меньше потерпишь при самомъ кораблекрушеніи». «…ибо обремененіе словомъ столько же непріязненно для слуха, сколько излишняя пища для тѣла». «Безопасность… зависитъ отъ равновѣсія». «Ибо похвальная брань лучше мира, разлучающаго съ Богомъ». «…злый, то есть всякій, кто отвергся Бога…». «…чтобы побѣждали благосердіемъ наглость…». «…жена отлична отъ мужа не по душѣ, а только по тѣлу!». «Ибо тайна спасенія – для желающихъ, а не для насильствуемыхъ». «Короче сказать: прекрасно созерцаніе, прекрасна и дѣятельность». «…праги ума, то есть созерцаніе и дѣятельность…». Долготерпѣніе выше самой смерти. «Ибо для побѣдившаго на самомъ дѣлѣ, какая опасность остаться побѣжденнымъ на словахъ?» «Принесите слово въ даръ Слову; обратите ученость въ оружіе оправданія, а не смерти». «Грѣхъ есть матерь нужды». Насиліемъ можно нагнуть, но не выпрямить. «Будемъ знать одну только брань – брань съ сопротивною силою». «…ничто такъ не низлагаетъ гонителя, какъ ревность страждущаго!». «…злый злѣ погибнетъ (Матѳ. 21, 41), потому что истинныя и твердыя ученія для звѣронравныхъ суть камни». «Ибо и въ Божественныхъ и въ человѣческихъ дѣлахъ равно не подлежитъ осужденію, кто чего-нибудь не могъ, но подвергается отвѣтственности, кто не хотелъ». «… дерзость есть плодъ невѣжества». «Тѣла сопрягаются мѣстомъ, а души сочетаваются духомъ». «И невозможно убѣжать отъ сего одного – отъ внутренняго въ насъ самихъ судилища, на которое одно взирая, можно идти прямымъ путемъ». «Ибо понемногу отъемлемое и похищаемое, хотя въ настоящемъ производитъ ущербъ неощутительный, однако же впослѣдствіи совершенно уничтожаетъ вещь». «Христосъ во плоти; съ трепетомъ и радостію возвеселитесь, – съ трепетомъ по причинѣ грѣха, съ радостію по причинѣ надежды. Христосъ отъ Дѣвы; сохраняйте дѣвство, жены, чтобы стать вамъ матерями Христовыми!» «Сего человѣка, почтивъ свободою, чтобы добро принадлежало не меньше избирающему, чѣмъ и вложившему сѣмена онаго, Богъ поставилъ въ раю (что бы не означалъ сей рай) дѣлателемъ безсмертныхъ растеній – можетъ-быть божественныхъ помысловъ, какъ простыхъ, такъ и болѣе совершенныхъ; поставилъ нагимъ по простотѣ и безъискуственной жизни, безъ всякаго покрова и огражденія; ибо таковымъ надлежало быть первозданному. Даетъ и законъ для упражненія свободы. Закономъ же была заповѣдь: какими растеніями ему пользоваться, и какого растенія не касаться. А послѣднимъ было древо познанія, и насажденное въ-началѣ не злонамѣренно, и запрещенное не по зависти (да не отверзаютъ при семъ устъ богоборцы и да не подражаютъ змію!); напротивъ оно было хорошо для употребляющихъ благовременно (потому что древо сіе, по моему умозрѣнію, было созерцаніе, къ которому безопасно могутъ приступать только опытно усовершившіеся), но не хорошо для простыхъ еще и для неумѣренныхъ въ своемъ желаніи; подобно какъ и совершенная пища не полезна для слабыхъ и требующихъ молока». «… вѣра подъ открытымъ небомъ лучше великолѣпнаго нечестія». «Развѣ иный станетъ винить и льва за то, что смотритъ не обезьяной, но грозно и царски, что у него и прыжки благородны, вмѣстѣ удивительны и пріятны..?».
Богословіе:
«Говорить о Богѣ – великое дѣло; но гораздо больше – очищать себя для Бога; потому что въ злохудожну душу не внидетъ премудрость (Прем. 1, 4). Намъ повелѣно сѣять въ правду и собирать плодъ живота, чтобы просвѣтиться свѣтомъ вѣдѣнія (Осія 10, 12)». «Управить же словомъ предоставимъ Отцу и Сыну и Святому Духу, о Которыхъ у насъ слово, – Отцу, да благоволитъ о немъ, Сыну, да содѣйствуетъ ему, Духу, да вдохнетъ его; лучше же сказать, да будетъ на немъ единаго Божества единое озареніе, соединительно раздѣляемое, и раздѣлительно сочетаваемое, что и выше разумѣнія!». «О Духѣ засвидѣтельствовано, что Онъ вся испытуетъ, и глубины Божія (1 Кор. 2, 10), не потому, что не знаетъ, но потому, что увеселяется созерцаніемъ». «А какъ нынѣ въ ученіи о Богѣ – три недуга: безбожіе, іудейство и многобожіе, и изъ нихъ защитникомъ перваго Ливійскій Савеллій, втораго – Александрійскій Арій, а третьяго – нѣкоторые изъ числа чрезъ мѣру у насъ православныхъ; то какое же мое ученіе? – Избѣгая всего, что есть вреднаго въ сихъ трехъ ложныхъ ученіяхъ, держаться въ предѣлахъ благочестія. И, во-первыхъ, не увлекаться въ безбожіе Савеллія, слѣдуя его новому разложенію и сложенію, по которому, либо утверждаютъ не столько то, что Ѵпостаси суть одно, сколько то, что каждая – ничто (ибо выступающее изъ себя и переходящее взаимно другъ въ друга перестаетъ уже быть тѣмъ, чѣмъ оно есть); либо воображаютъ и составляютъ себѣ какого-то сложнаго и страннаго Бога, подобнаго баснословнымъ животнымъ. Во-вторыхъ, – не уклоняться въ іудейскую скудость, разсѣкая естества съ Аріевымъ, справедливо такъ называемымъ, умоизступленіемъ, – и не приписывать Божескому естеству зависти, ограничивая Божество однимъ Нерожденнымъ, какъ бы из опасенія, чтобы Богъ не потерпѣлъ ущерба, будучи Отцемъ истиннаго и равночестнаго по естеству Бога. Наконецъ, – не вводить избѣгнутаго уже нами языческаго многоначалія, и трехъ началъ, какъ одного другому не противополагать, такъ и одного съ другимъ не сопоставлять… Необходимо нужно какъ соблюсти единство Божіе, такъ и исповѣдывать три Ѵпостаси, притомъ – каждую съ личнымъ Ея свойствомъ». «Который [Богъ] просвѣщаетъ умъ, и убѣгаетъ отъ быстроты и выспренности ума, столько всегда удаляяся, сколько постигается, и возлюбленнаго своего возводя горѣ тѣмъ, что убѣгаетъ и какъ бы вырывается изъ рукъ». «И донынѣ еще трепещутъ демоны при имени Христовомъ; сила сего Имени не ослаблена и нашими пороками. А мы не стыдимся оскорблять и достопокланяемое имя Христово и самого Христа, не стыдимся слышать, какъ Онъ почти вслухъ и ежедневно вопіетъ: имя Мое хулится васъ ради во языцѣхъ (Ис. 52, 5)». «…не всякій можетъ приближаться къ Богу, но только кто, подобно Моисею, способенъ вмѣстить славу Божію». «…кто опытно и умозрительно не наслѣдовалъ всѣхъ наименованій и силъ Христовыхъ, какъ высочайшихъ и первыхъ, такъ и низшихъ и послѣднихъ, принадлежащихъ Христу по человѣчеству, именно же, что Онъ – Богъ, Сынъ, Образъ, Слово, Премудрость, Истина, Свѣтъ, Жизнь, Сила, Пара, Изліяніе (Прем. Сол. 7, 25), Сіяніе, Творецъ, Царь, Глава, Законъ, Путь, Дверь, Основаніе, Камень, Бисеръ, Миръ, Правда, Освященіе, Избавленіе, Человѣкъ, Рабъ, Пастырь, Агнецъ, Архіерей, Жертва, Перворожденъ всея твари (Кол. 1, 15), Перворожденъ по воскресенію изъ мертвыхъ (18)». «Божество, по естеству благое, нимало не виновно во злѣ, и злыя дѣла принадлежатъ произвольно избирающему злое». «Ибо сложность есть начало борьбы; борьба – раздѣленія; раздѣленіе – разрушенія, а разрушеніе совершенно не свойственно Богу и первому естеству. Итакъ, въ Немъ нѣтъ раздѣленія, иначе было бы разрушеніе; нѣтъ борьбы, иначе было бы раздѣленіе; нѣтъ сложности, иначе была бы борьба. Посему Божество не тѣло, иначе бы въ Немъ была сложность. На семъ останавливается слово, восходя отъ послѣдняго къ первому». «Ибо какъ солнце обличаетъ слабость глаза, такъ Богъ пришествіемъ Своимъ – немощь души; и для однихъ Онъ – свѣтъ, а для другихъ – огнь, смотря по тому, какое вещество, и какого качества, встрѣчаетъ въ каждомъ». «…самъ Іисусъ, родившійся отъ Дѣвы, дабы и рожденіе почтить, и отдать предпочтеніе дѣвству». «Когда смотрю на усиливающуюся нынѣ болѣзнь языка, на скороспѣлыхъ мудрецовъ, на производимыхъ вновь богослововъ, для которыхъ довольно только захотѣть, чтобы стать мудрыми: тогда ощущаю потребность высшаго лбомудрія, ищу съ Іереміею виталища послѣдняго (Іер. 9, 2), и желаю быть одинъ съ самимъ собою». «Посему надобно очистить сперва самихъ себя, а потомъ уже бесѣдовать съ Чистымъ». «Итакъ, Отецъ безначаленъ; потому что ни отъ кого иного, даже отъ Себя самого не заимствовалъ бытія (если бы Отецъ происходилъ самъ отъ Себя, то могъ бы Онъ быть отдѣляемъ самъ отъ Себя, такъ что въ одномъ могли бы мы представлять двухъ, – одного предсуществовавшаго, и другаго изъ него происходящаго). А Сынъ, если представляешь Отца виновникомъ, не безначаленъ (потому что началомъ Сыну Отецъ, какъ виновникъ); если же представляешь себѣ начало относительно ко времени, – безначаленъ (потому что Владыка временъ не имѣетъ начала во времени)». «…если Богъ созидаемое Имъ творитъ словомъ, то у Него не человѣческій образъ творенія». «…между тѣмъ какъ въ Богѣ хотѣніе есть уже дѣйствіе». «…исповѣдуя, что Отецъ имѣетъ бытіе нерожденно (а Онъ всегда былъ, и умъ не можетъ представить, чтобы когда-либо не было Отца), исповѣдуемъ вмѣстѣ, что и Сынъ былъ рожденъ, такъ что совпадаютъ между собою и бытіе Отца и рожденіе Единороднаго, отъ Отца сущаго, и не послѣ Отца, развѣ допустимъ послѣдовательность въ одномъ только представленіи о началѣ, и о началѣ, какъ о Виновникѣ». Ипостась – само-стоятельность (см. Слово 20. Указ.соч., с.304). «Чѣмъ кто больше и подробнѣе хочетъ видѣть, тѣмъ больше повреждаетъ чувство, и въ какой мѣрѣ разсматриваемый предметъ превышаетъ объемъ зрѣнія, въ такой человѣкъ теряетъ самую способность зрѣнія, если захочетъ увидѣть цѣлый предметъ, а не такую часть его, какую могъ бы разсмотрѣть безъ вреда. Ты слышишь о рожденіи: не допытывайся знать, каковъ образъ рожденія. Слышишь, что Духъ исходитъ отъ Отца: не любопытствуй знать, какъ исходитъ». «Хочешь ли со временемъ стать богословомъ и достойнымъ Божества? – Соблюдай заповѣди, и не выступай изъ повелѣній. Ибо дѣла, какъ ступени, ведутъ къ созерцанію. Трудись тѣломъ для души». «Что солнце для существъ чувственныхъ, то Богъ для духовныхъ: одно освѣщаетъ міръ видимый, Другій – невидимый; одно тѣлесные взоры дѣлаетъ солнцевидными, Другій разумныя естества – богоподобными. И какъ солнце, доставляя возможность видящему видѣть, а видимому быть видимымъ, само гораздо превосходнѣе видимаго; такъ Богъ, устрояющій, чтобы существа мыслящіе имѣли даръ мышленія, а мыслимыя были предметомъ мышленія, Самъ выше всего мысленнаго, и всякое желаніе останавливается на Немъ, далѣе же никуда не простирается. Ибо далѣе Его ничего высшаго, и даже вовсе ничего, не находитъ умъ самый любомудрый, превыспренній и любоиспытательный. Богъ есть послѣднее изъ желаемыхъ, успокоеніе всѣхъ бывшихъ умозрѣній». «Ибо когда благочестно употрбляемъ рѣченія: одна сущность и три Ѵпостаси, изъ которыхъ первое означаетъ естество Божества, а послѣднее – личныя свойства (i)dio/thta») Трехъ, и когда римляне, одинаково съ нами разумѣя, по бѣдности своего языка и по недостатку наименованій, не могутъ различать сущности отъ Ѵпостаси, и потому замѣняютъ слово: Ѵпостаси, словомъ: лица, дабы не подать мысли, что они признаютъ три сущности: тогда что изъ сего выходитъ? Нѣчто весьма достойное смѣха и сожаленія. Сіе маловажное состязаніе о звукахъ показалось ревностію Вѣры. Потомъ вслѣдствіи споровъ о семъ произошло то, что въ рѣченіи: три лица, открытъ савелліанизмъ, и въ рѣченіи: три Ѵпостаси, – аріанизмъ. Чтожъ далѣе? По мѣрѣ того какъ съ каждымъ днемъ прибавлялось что-нибудь хотя нѣсколько огорчительное (такъ какъ споръ всегда производитъ огорченія), настаетъ опасность, что вмѣстѣ съ слогами расторгнутся и концы вселенной. Все это видя и слыша, сей блаженный (рѣчь идетъ о свт. Аѳанасіи Великомъ, ред.), какъ истинно Божій человѣкъ и великій строитель душъ, не призналъ должнымъ оставить безъ вниманія столь неумѣстное и безразсудное сѣченіе слова, но употребляетъ свое врачевство противъ такого недуга. Какъ же онъ производитъ сіе? Со всею кротостію и человѣколюбіемъ, пригласивъ обѣ стороны, и строго изслѣдовавъ смыслъ рѣченій, когда нашелъ ихъ не отступающими отъ здраваго ученія и ни мало не разнствующими въ понятіи, предоставляетъ имъ употребленіе разныхъ именованій, связуетъ же во едино самымъ именуемымъ». «Ибо Божество выступило изъ единичности по причинѣ богатства, преступило двойственность, потому что Оно выше матеріи и формы, изъ которыхъ состоятъ тѣла, и определилось тройственностію (первымъ, что превышаетъ составъ двойственности), по причинѣ совершенства, чтобы и не быть скуднымъ и не раздѣлиться до безконечности. Первое показывало бы нелюбообщительность, послѣднее – безпорядокъ; одно было бы совершенно въ духѣ іудейства, другое – язычества и многобожія». «Троица воистину есть Троица, братія. Но слово: троица, означаетъ не счетъ вещей неравных.., но совокупность равныхъ и равночестныхъ; при чемъ наименованіе соединяетъ то, что соединено по естеству, и не дозволяетъ, чтобы съ распаденіемъ числа разрушилось неразрушимое». «Оно (Божество, ред.) Само съ Собою согласно, всегда тождественно, безколичественно, невременно, несозданно, неописуемо, никогда не было и не будетъ Само для Себя недостаточнымъ. Знаемъ, что Оно есть жизни (и) жизнь, свѣты и свѣтъ, блага и благо, славы и слава, Истинное и Истина и Духъ истины, святыя и источныя святыни, каждая (умопредставляемая особо, поколику умъ раздѣляетъ и нераздѣльное) есть Богъ и всѣ три (умопредставляемыя вмѣстѣ) также Богъ, по тождеству движенія и естества». «Бойся же приписывать Богу время и тварность». «Непостижимымъ же называю не то, что Богъ существуетъ, но то, что Онъ такое. Ибо не тщетна проповѣдь наша, не суетна вѣра наша; и не о томъ преподаемъ мы ученіе. Не обращай нашей искренности въ поводъ къ безбожію и къ клеветѣ, не превозносись над нами, которые сознаемся въ невѣденіи! Весьма большая разность – быть увѣрену въ бытіи чего-нибудь, и знать, что оно такое». «Не бѣда, если побѣдятъ кого словомъ; потому что не всѣмъ данъ даръ слова. Страшно отложиться отъ Божества; потому что упованіе всѣмъ необходимо». «…Для невозмущаемаго собесѣдованія съ Богомъ нужно погрузиться въ безмолвіе и хотя нѣсколько возвести умъ свой отъ непостояннаго. Ибо самъ Онъ не имѣлъ нужды въ уединеніи; да и не было мѣста, гдѣ бы могъ Онъ укрыться, будучи Богомъ и все исполняющимъ; уединялся же, чтобы мы знали время и для дѣлъ, и для высшаго упражненія». «Что же касается до насъ; то не только миръ Божій превосходитъ всякъ умъ и разумѣніе (Филип. 4, 7), не только уготованнаго, по обѣтованіямъ (1 Кор. 2, 9; Ис. 64, 4), для правѣдныхъ не могутъ ни очи видѣть, ни уши слышать, ни мысль представить; но даже едва ли возможно намъ и точное познаніе твари». «Но что со мною сдѣлалось, друзья, таинники и подобные мнѣ любители истины? Я шелъ съ тѣмъ, чтобы постигнуть Бога; съ этою мыслію, отрѣшившись отъ вещества и вещественнаго, собравшись, сколько могъ, самъ въ себя, восходилъ я на гору. Но когда простеръ взоръ; едва увидѣлъ задняя Божія (Исх. 33, 22, 23) и то покрытый Камнемъ (1 Кор. 10, 4), то есть воплотившимся ради насъ Словомъ. И приникнувъ нѣсколько, созерцаю не первое и чистое естество, познаваемое Имъ самимъ, то есть самою Троицею; созерцаю не то, что пребываетъ внутрь первой завѣсы и закрывается херувимами, но одно крайнее и къ намъ простирающееся. А это, сколько знаю, есть то величіе, или, какъ называетъ божественный Давидъ, то великолепіе (Псал. 8, 2), которое видимо въ тваряхъ, Богомъ и созданныхъ и управляемыхъ. Ибо все то есть задняя Божія, что послѣ Бога доставляетъ намъ познаніе о Немъ, подобно тому, какъ отраженіе и изображеніе солнца въ водахъ показываетъ солнце слабымъ взорамъ, которые не могутъ смотрѣть на него, потому что живость свѣта поражаетъ чувство. Такъ богословствуй и ты, хотя будешь Моисеемъ и богомъ Фараону, хотя съ Павломъ взойдешь до третіяго неба и услышишь неизреченны глаголы (2 Кор. 12, 4), хотя станешь и ихъ выше, удостоившись Ангельскаго или Архангельскаго лика и чина. Ибо все небесное, а иное и пренебесное, хотя въ сравненіи съ нами гораздо выше естествомъ и ближе къ Богу, однакожъ, дальше отстоитъ отъ Бога и отъ совершеннаго Его постиженія, нежели сколько выше нашего сложнаго, низкаго и долу тяготеющаго состава». «Не явно ли, что Отецъ больше Сына по виновности, и равенъ по естеству? А сіе и исповѣдуемъ мы весьма здравомысленно. <…> Но мысль, что Отецъ больше Сына, разсматриваемаго по человѣчеству, хотя справѣдлива, однакоже, маловажна. Ибо что удивительнаго, что Богъ больше человѣка?» «И самое бытіе у Нихъ общее и равночестное, хотя бытіе Сына и отъ Отца. Потому и говорится: Азъ живу Отца ради (Іоан. 6, 57), не въ томъ смыслѣ, что жизнь и бытіе сына поддерживаются отъ Отца, но въ томъ, что сынъ отъ Отца существуетъ довременно и безвиновно». «Не явно ли, что одни и тѣ же дѣла Отецъ предначертываетъ, а Слово приводитъ въ исполненіе, не рабски и слѣпо, но съ вѣденіемъ и владычественно, точнѣе же сказать, отечески. Такъ понимаю и слова: что сотворено бываетъ Отцемъ, сія и Сынъ такожде творитъ, не въ подражаніе сотворенному, но по равночестію власти». «А что еще важнѣе, признаю общими: разумъ, Законъ, Пророки, и самыя страданія Христовы, чрезъ которыя возсозданы мы. Не говорю: одинъ возсозданъ, другій же нѣтъ; но всѣ мы, участвовавшіе въ томъ же Адамѣ, и зміемъ обольщены, и грѣхомъ умерщвлены, и спасены Адамомъ небеснымъ, и къ древу жизни, отъ котораго отпали, возведены древомъ безчестія». «Но поелику Богъ насъ ради истощается и нисходитъ (подъ истощаніемъ же разумею истощаніе, какъ ослабленіе и умаленіе славы): то и дѣлается чрезъ сіе постижимымъ». «Поелико есть люди такъ высоко думающіе о своихъ заслугахъ, что все приписываютъ себѣ самимъ. А не Тому, Кто ихъ сотворилъ и умудрилъ, – не Подателю благъ; то Слово Божіе учитъ таковыхъ, что нужна Божія помощь и для того, чтобы пожелать добра; тѣмъ паче самое избраніе должнаго есть нѣчто Божественное, даръ Божія человѣколюбія. Ибо надобно, чтобы дѣло спасенія зависело какъ отъ насъ, такъ и отъ Бога… поелику и самое хотѣніе отъ Бога». «… Егоже начальство на рамѣ его, ибо возносится со крестомъ, и нарицается имя Его: велика совѣта – совѣта Отчаго Ангелъ (Ис. 9, 6)». «Итакъ Божество безпредельно и неудобосозерцаемо». «Богъ раздѣляется, такъ сказать, нераздѣлимо, и сочетавается раздѣленно». «И духъ яко голубь, потому что чествуетъ тѣло (и оно по обоженіи Богъ), потому что тѣлесно и вмѣстѣ издалека видимый голубь обыкъ благовѣствовать прекращеніе потопа». «Моремъ прообразовалась вода, облакомъ – Духъ, манною – хлѣбъ жизни, питіемъ – Божественное питіе». «…глава – исходище чувствъ». «И самъ ты, читая Писаніе, замѣтишь многія числа, въ которыхъ кромѣ видимаго скрывается и болѣе глубокое значеніе». «Хвалю лѣстницу Іакова, и столпъ, который помазалъ Онъ Богу, и борьбу его съ Богомъ, если это была борьба, а не приравненіе, какъ думаю, человѣческой мѣры къ Божіей высотѣ, отчего и носитъ онъ на себѣ знаменія побѣжденнаго естества».
Тѣмъ, кто остается въ еретическихъ заблужденіяхъ (подобныхъ МП) не по злому умыслу:
«Ибо они, какъ вступающіе въ подвигъ за ученіе о Богѣ – Существѣ Высочайшемъ, и о своемъ спасеніи – первѣйшей для всѣхъ надеждѣ, чѣмъ горячѣе въ вѣрѣ, тѣмъ съ бόльшимъ упорствомъ (не) внимаютъ слову, почитая покорность оному не благочестіемъ, но измѣною истинѣ, и скорѣе готовы отказаться отъ всего, нежели отъ своихъ мыслей, съ которыми пришли, и отъ привычки къ догматамъ, въ которыхъ воспитаны. И замѣчу еще, что это – недугъ людей болѣе умѣренныхъ и не совершенно худыхъ, которые, хотя погрѣшаютъ противъ истины, однако же, какъ подвергающіеся сему изъ заботливости о благочестіи и имѣющіе ревность, только не по разуму, можетъ быть и не такъ строго будутъ осуждены, и не такъ много наказаны, какъ отпадающіе отъ воли Господней по злонравію и лукавству. Даже они со временемъ могутъ еще переувѣриться и перемѣниться по той же заботливости о благочестіи, по которой они противились; ежели только коснется ихъ слово, и, какъ желѣзо въ кремень, или внутренно или внѣшнимъ образомъ, произведетъ благовременный ударъ въ ихъ оплодотворенное уже и достойное свѣта разумѣніе, въ которомъ отъ малой искры весьма скоро можетъ возсіять свѣтильникъ истины». «Да не подумаютъ, однако же, будто бы я утверждаю, что всякимъ миромъ надобно дорожить. Ибо знаю, что есть прекрасное разногласіе, и самое пагубное единомысліе; но должно любить добрый миръ, имѣющій добрую цѣль и соединяющій съ Богомъ». «Но когда идетъ дѣло объ явномъ нечестіи, тогда должно скорѣе идти на огонь и мечъ, не смотрѣть на требованія времени и властителей и вообще на все, нежели пріобщаться лукаваго кваса и прилагаться къ зараженнымъ. Всего страшнѣе – бояться чего-либо болѣе, нежели Бога, и по сей боязни служителю истины стать предателемъ ученія вѣры и истины». «Такъ, братія, будемъ поступать и такъ вести себя, и разномыслящихъ, доколѣ можно, будемъ принимать и врачевать какъ язву истины; страждущихъ же неизцѣльно станемъ отвращаться, чтобы самимъ не заразиться ихъ болѣзнію, прежде нежели сообщимъ имъ свое здравіе». «Многое изъ сего пріемлетъ Христосъ и нынѣ, а именно, безчестное отъ христоненавистниковъ, что и переноситъ, потому что долготерпѣливъ, а досточестное отъ христолюбцевъ. И Онъ медлитъ, какъ первымъ явить Свой гнѣвъ, такъ намъ показать Свою благость, – и имъ даетъ, можетъ быть, тѣмъ время на покаяніе, а насъ испытываетъ въ любви, не ослабѣемъ ли въ скорбяхъ и подвигахъ за благочестіе».
О ересяхъ, лжеученіяхъ и заблужденіяхъ:
«Лучше изнемочь въ умствованіяхъ подъ водительствомъ Духа, нежели, гонясь за легкостію, безъ труда согласиться на нечестивыя мнѣнія». «Азія стала для него (о царѣ Юліанѣ – прим.ред.) училищемъ нечестія – всѣхъ бредней о звѣздочетствѣ, о дняхъ рожденія, о разныхъ способахъ гаданія, а также и о соединенной съ ними неразрывно магіи». «…если же правда, то здѣсь Валаамъ опять пророчествуетъ, Самуилъ, или призракъ его, вызывается волшебницею; опять бѣсы невольно исповѣдуютъ Іисуса, и истина обнаруживается чрезъ противное истинѣ, дабы тѣмъ болѣе ей повѣрили. А можетъ быть это дѣлалось и для того, чтобы его удержать отъ нечестія: потому что Богъ, по Своему человѣколюбію, можетъ открывать многіе и необыкновенные пути ко спасенію». «…мысль, что никто не назираетъ надъ нашими дѣлами, нѣтъ ни управленія, ни воздаянія, но все движется и управляется случайно, – мысль, показывающая лукавый умъ, весьма пагубно разсуждающій о самыхъ важныхъ предметахъ!». «Весьма не благородно и низко думать, что оскорбительно будетъ для подвижника напоминать о непохвальныхъ дѣлахъ его. Въ такомъ случаѣ и великій Павелъ не заслуживалъ бы нашей похвалы, и мытарь Матѳей принадлежалъ бы къ людямъ самымъ порочнымъ». «…Взаимныя сочетанія звѣздъ и созвѣздія, выдуманныя на оскорбленіе Божія Промысла». «И поелику, по слову Апостола, нощь прейде (Рим. 13, 12), вѣрнѣе же сказать, совершенно исчезла, и все просвѣтляется свѣтомъ дня; то убѣгаютъ звѣри, ищущіе себѣ пропитанія ночью, и собираются въ лѣса и пещеры, съ шумомъ бѣгутъ еретическіе нéтопыри, лишаемые зрѣнія при свѣтѣ истины, и держась другъ за друга прячутъ головы въ каменныхъ разсѣлинахъ». «… ибо блудомъ и прелюбодѣяніемъ называется не только грѣхъ въ разсужденіи тѣла, но и всякій грѣхъ, особенно же беззаконіе въ разсужденіи Божества». «Мужи и жены, начальники и подчиненные, старцы, юноши и дѣвы, люди всякаго возраста! переносите всякій ущербъ, касающійся имущества или тѣла; одного только не потерпите, чтобы понесло ущербъ ученіе о Божествѣ». «И не только народъ сей, но цѣлыя части вселенной увлекаются тѣмъ же мятежнымъ духомъ, такъ что Востокъ и Западъ раздѣлились на двѣ противныя стороны, и есть опасность, что они, составляя разные удѣлы, столько же будутъ разнствовать и во мнѣніяхъ». «Нынѣ у насъ одинъ престолъ и одна Вѣра, если такъ внушаютъ намъ наши вожди: завтра подуетъ противный вѣтеръ, и престолы и Вѣра будутъ у насъ разныя».
Психофизіологическій портретъ подонка на примѣрѣ описанія царя Юліана Отступника:
«…непостянство его нрава и неумѣренная восторженность… шея нетвердая, плечи движущіяся и выравнивающіяся, глаза бѣглые, наглые и свирѣпые, ноги – не стоящія твердо, но сгибающіяся, носъ выражающій дерзость и презрительность, черты лица смѣшныя и тоже выражающія смѣхъ громкій и неумѣренный, наклоненіе и откидываніе назадъ головы безъ всякой причины, рѣчь медленная и прерывистая, вопросы безпорядочные и несвязные, отвѣты ничѣмъ не лучшіе, смѣшиваемые одинъ съ другимъ, нетвердые, не подчиненные правиламъ». О языческіхъ прорицаніяхъ:
«Теперь не говоритъ уже дубъ, не прорицаетъ треножникъ, и Пиѳія не наполняется, не знаю чѣмъ, но не болѣе, какъ баснями и бредомъ». «Но послѣ того, какъ Сексты и Пирроны и охота къ словопреніямъ, подобно какой-то тяжкой и злокачественной болѣзни, вторглись въ наши церкви, пустословіе стали почитать ученостію, и, какъ въ книгѣ Дѣяній говорится объ аѳинянахъ (17, 21), мы ни вочто ино упражняемся, развѣ глаголати что или слышати новое; съ сего времени какой Іеремія, одинъ умѣющій составить плачь равномѣрный страданіямъ, оплачетъ нашъ позоръ и омраченіе!».
Къ вопросу именобожія:
«Ибо какъ приписать что-либо унизительное такому Естеству, величіе Котораго, по безпредѣльности и безконечности, не можетъ быть наречено собственнымъ именемъ»? «Къ сему ведетъ вѣра въ Отца и Сына и Святаго Духа и въ общее имя! Къ сему (къ блаженству, ред.) ведутъ возрожденіе, отреченіе отъ безбожія и исповѣданіе Божества – сего общаго имени!». «Но если бы у насъ кто спросилъ: что мы чествуемъ и чему покланяемся? – Отвѣтъ готовъ: мы чтимъ любовь. Ибо, по изреченію Святаго Духа, Богъ нашъ любы есть (1 Іоан. 4, 8), и наименованіе сіе благоугоднѣе Богу всякаго другаго имени». «Бойся, чтобъ, безъ нужды стоя за Бога, не отринуть Бога…». «Впрочемъ, не Богъ еще то, что мы представили себѣ подъ понятіемъ Бога, или чѣмъ мы Его изобразили, или чѣмъ описало Его слово». «Не говорю еще о томъ, что Божество необходимо будетъ ограничено, если Оно постигнется мыслію. Ибо и понятіе есть видъ ограниченія». «…Божество непостижимо для человѣческой мысли, и мы не можемъ представить Его во всей полнотѣ». «…для человѣка невмѣстимо Божіе даже явленіе, не только естество». «Когда исшелъ Духъ? – Когда не исшелъ Сынъ, но родился внѣ времени и неизглаголанно, хотя не можемъ представить себѣ того, что выше времени, даже желая избѣгнуть выраженій означающихъ время; потому что слова: когда, прежде, послѣ, исперва, не исключаютъ времени, какъ не усиливаемся въ этомъ… Ибо творимое – не Богъ». «Наше ученіе таково: какъ для коня, вола, человѣка и для каждой вещи одного рода одно есть понятіе, и что подходитъ подъ сіе понятіе, о томъ оно сказуется въ собственномъ смыслѣ, а что не подходитъ, о томъ или не сказуется, или сказуется несобственно; такъ одна есть Божія сущность, одно Божіе естество, одно Божіе именованіе (хотя имена и различаются вслѣдствіе различныхъ нѣкоторыхъ умопредставленій), и что въ собственномъ смыслѣ именуется Богомъ, то дѣйствительно есть Богъ; а равно, что по естеству есть Богъ, то истинно именуется Богомъ; если только истина состоитъ у насъ не въ именахъ, а въ вещахъ». «Но справедливѣе будетъ… сдѣлать третіе положеніе, а именно сказать вамъ, премудрые, что Отецъ есть имя Божіе, не по сущности и не по дѣйствію, но по отношенію, какое имѣютъ Отецъ къ Сыну, или Сынъ къ Отцу». (то есть, имя Божіе не есть дѣйствіе, а – означенность дѣйствія, – прим.ред.) О различіи между языкомъ догматики («болѣе возвышенныя реченія») и языкомъ домостроительства Божія («реченія болѣе унизительныя»): «Вообще же реченія болѣе возвышенныя относи къ Божеству и къ природѣ, которая выше страданій и тѣла, а реченія болѣе унизительныя – къ Тому, Кто Сложенъ, за тебя истощилъ Себя и воплотился, а не хуже сказать, и вочеловѣчился, потомъ же превознесенъ, чтобъ ты, истребивъ въ догматахъ своихъ все плотское и пресмыкающееся по землѣ, научился быть возвышеннѣе и восходить умомъ къ Божеству, а не останавливаться на видимомъ, возносился къ мысленному и зналъ, гдѣ рѣчь объ естествѣ Божіемъ, и гдѣ объ Его домостроительствѣ». «…и даровано было Ему имя, еже паче всякаго имени (а это что иное, какъ не тоже, что быть Богомъ?)». Раздѣленіе именъ Божіихъ доказываетъ ихъ тварность, ибо Божество не можетъ раздѣдиться въ Себѣ! – «И сіе-то самое, то есть сочетаніе именъ, и притомъ именъ, изъ которыхъ одни другими замѣняются по причинѣ соединенія естествъ, вводитъ въ заблужденіе еретиковъ. А доказательствомъ такого замѣненія служитъ то, что, когда естества различаются въ понятіяхъ, тогда раздѣляются и имена. Послушай, какъ говоритъ Павелъ: да Богъ Господа нашего Іисуса Христа, Отецъ славы (Еф. 1, 17). Богъ Христа, а славы Отецъ; хотя то и другое одно, но не по естеству, а по совокупности оныхъ». «Ибо, соразмѣряясь съ своимъ понятіемъ, и Божіе назвали мы именами, взятыми съ себя самихъ. <…> А также, всякая другая Божія сила и всякое другое Божіе дѣйствіе изображены у насъ чѣмъ-либо взятымъ съ тѣлеснаго». «А когда столько разности между именами и именуемыми, для чего ты такъ много раболѣпствуешь буквѣ и предаешься Іудейской мудрости, гоняясь за слогами и оставляя вещь?» «Ибо равно нечестиво, и соединять съ Савелліемъ, и раздѣлять съ Аріемъ, – соединять относительно къ лицу, раздѣлять относительно къ естеству». «Бралъ опять въ разсмотрѣніе солнце, лучъ и свѣтъ. Но и здѣсь опасеніе, чтобы въ несложномъ естествѣ не представить какой-либо сложности, примѣчаемой въ солнцѣ и въ томъ, что отъ солнца; во-вторыхъ, чтобъ, приписавъ сущность Отцу, не лишить самостоятельности прочія лица, и не содѣлать Ихъ силами Божіими, которыя въ Отцѣ существуютъ, но не самостоятельны. Потому что и лучъ и свѣтъ суть не солнце, а нѣкоторыя солнечныя изліянія и существенныя качества солнца. <…> Наконецъ заключилъ я, что всего лучше отступиться отъ всѣхъ образовъ и тѣней, какъ обманчивыхъ и далеко не достигающихъ до истины…». «И когда читаешь: Азъ и Отецъ едино есма (Іоан. 10, 30); сосредоточивай мысль на единеніи Сущности. А когда читаешь: къ Нему пріидемъ и обитель у Него сотворимъ (Іоан. 14, 23); тогда представляй раздѣльность Ѵпостасей. Когда же находишь имя Отца и Сына и Святаго Духа (Матѳ. 28, 19); представляй три личныя свойства». «Ибо Онъ не только дѣлается Іудеемъ, не только принимаетъ на Себя всякія неприличныя Ему и унизительныя наименованія, но, что всего неприличнѣе, называется даже грѣхомъ (2 Кор. 5, 21) и клятвою (Гал. 3, 13). Хотя не таковъ Онъ на самомъ дѣлѣ; однако же именуется». «Ибо, разсуждая о безтѣлесномъ, употреблять наименованія свойственныя тѣлесному значитъ, можетъ-быть, то же, что клеветать; то же, что побивать камнями».
Гоненія на православныхъ отъ аріанъ (сравни съ совѣтской МП!):
«Убійства слѣдовали за убійствами, пораженія за пораженіями; святыня потоптана нечистыми ногами, алтари поруганы безчинными тѣлодвиженіями и пѣснями, даже… плясками и кривляньями; богохульные языки проповѣдовали съ святительскихъ престоловъ, таинства подвергались кощунству, пѣснопѣнія умолкли, и вмѣсто ихъ раздавался вой; текли потоки крови, ручьи слезъ; священниковъ уводили, отшельниковъ терзали, – совершенное подобіе нашествія ассиріанъ, когда пришли во святый Іерусалимъ!».
О красотѣ, о женщинѣ, о бракѣ, о дѣвствѣ:
«…ибо и та, которую хочу хвалить (о своей сестрѣ Горгоніи – прим. ред.), не любила украшеній, а поставляла красоту въ томъ, чтобы не имѣть прикрасъ». «Ее (о своей сестрѣ Горгоніи – прим. ред.) украшали не золото, отдѣланное искусною рукою до преизбытка красоты, не златовидные волосы, блестящіе и свѣтящіеся, не кудри, вьющіяся кольцами, не безчестныя ухищренія тѣхъ, которыя изъ честной головы дѣлаютъ родъ шатра, не многоцѣнность пышной ипрозрачной одежды, не блескъ и пріятность драгоцѣнныхъ камней, которые окрашиваютъ собою ближній воздухъ и озаряютъ лица, не хитрости и обаянія живописцевъ, не покупная красота, не рука земнаго художника, которая дѣйствуетъ вопреки Зиждителю, и Божіе созданіе покрываетъ обманчивыми красками, и позоритъ своею честію, вмѣсто образа Божія выставляетъ на показъ похотливымъ очамъ кумиръ блудницы, чтобы поддѣльною красотою закрыть естественный ликъ, хранимый для Бога и будущаго вѣка. Напротивъ того, она хотя знала много всякаго рода наружныхъ женскихъ украшеній, однако же, ничего не находила драгоцѣннѣе своихъ нравовъ и внутри сокровеннаго велелѣпія. Одинъ румянецъ ей нравился, – румянецъ стыдливости, и одна бѣлизна – происходящая отъ воздержанія; а притиранія и подкрашиванія, искусство дѣлать изъ себя живую картину, удобно смываемое благообразіе, она предоставила женщинамъ, опредѣлившимъ себя для зрѣлищъ и распутій, для которыхъ стыдно и позорно краснеть отъ стыда».
«А касательно цѣломудрія, какъ вижу, многіе имѣютъ неправильное понятіе, да и законъ у нихъ не равенъ и не правиленъ. Ибо почему законъ обуздалъ женскій полъ, а мужескому далъ свободу, и жена, злоумыслившая противъ ложа мужняго, прелюбодѣйствуетъ, и подвергается за то строгому преслѣдованію законовъ, а мужъ, прелюбодѣйствующій съ женою, не подлежитъ отвѣтственности? Я не принимаю такого законодательства, не одобряю обычая. Мужья были законодателями; потому и законъ обращенъ противъ женъ; потому и дѣтей отдали под власть отцевъ, а слабѣйшій полъ оставленъ въ пренебреженіи. Напротивъ того, Богъ установилъ не такъ; но: чти отца твоего и матерь твою (Исх. 20, 12), – вотъ первая заповѣдь, соединенная съ обѣтованіями: да благо ти будетъ, и: иже злословитъ отца или матерь, смертію да умретъ (Исх. 21, 16). Видишь, равно и доброе почтилъ, и злое наказалъ. Еще: благословеніе отчее утверждаетъ домы чадъ, клятва же матерняя искореняетъ до основанія (Сир. 3, 9). Видите, какъ равно законодательство. Одинъ Творецъ мужа и жены, одна персть – оба они – одинъ образъ; одинъ для нихъ законъ, одна смерть, одно воскресеніе; одинаково раждаемся отъ мужа и жены; одинъ долгъ обязаны воздавать дѣти родителямъ. Какъ же ты требуешь цѣломудрія, а самъ не соблюдаешь? взыскиваешь, чего не далъ? Почему, будучи самъ плоть такого же достоинства, не равно законополагаешь? Если ты обращаешь вниманіе на худшее: то жена согрѣшила, согрѣшилъ и Адамъ; змій прельстилъ обоихъ; не оказался одинъ слабѣе, а другой крѣпче. Но возми во вниманіе лучшее. Обоихъ спасаетъ Христосъ страданіями. За мужа сталъ Онъ плотію, но также и за жену. За мужа умеръ и жена смертію спасается. Христосъ отъ сѣмени Давидова именуется (чѣмъ, можетъ-быть думаешь, почтенъ мужъ), но и отъ Дѣвы раждается, – это уже честь женамъ!
И будета оба, сказано, въ плоть едину (Еф. 5, 31); а единая плоть да имѣетъ и одинаковую честь. Павелъ же внушаетъ цѣломудріе и примѣромъ. Какимъ примѣромъ, и какъ? Тайна сія велика есть: азъ же глаголю во Христа и Церковь (Еф. 5, 32). Хорошо женѣ – почитать Христа въ лицѣ мужа; хорошо и мужу – не безчестить Церковь въ лицѣ жены. Жена, говоритъ онъ, да боится своего мужа, потому что боится и Христа; но и мужъ да любитъ свою жену, потому что и Христосъ любитъ Церковь. Вникнемъ въ слова сіи съ большимъ тщаніемъ. Мельзи млеко, и будетъ масло (Притч. 30, 33); изслѣдуй, и можетъ-быть найдешь въ нихъ болѣе питательное. Мнѣ кажется, что здѣсь слово Божіе не одобряетъ двоеженства; ибо если два Христа, то два и мужа, двѣ и жены; а если одинъ Христосъ, одна глава Церкви, то и плоть одна, а всякая другая да будетъ отринута. А если удерживаетъ отъ второго брака; то что сказать о третьемъ? Первый есть законъ, второй – снисхожденіе, третій – беззаконіе. А кто преступаетъ и сей предѣлъ, тотъ подобенъ свинье, и немного имѣетъ примѣровъ такого срама. Хотя Законъ даетъ разводъ по всякой винѣ; но Христосъ – не по всякой винѣ, а позволяетъ только разлучаться съ прелюбодѣйцею, все же прочее повелѣваетъ переносить любомудренно, и прелюбодѣйцу отлучаетъ потому, что она повреждаетъ родъ. Касательно же всего прочаго будемъ терпѣливы и любомудренны, или, лучше сказать, будьте терпѣливы и любомудренны – вы, пріявшіе на себя иго брака. Видишь ли, что жена прикрасилась или подкрасилась, – сотри; или у нея языкъ продерзливый, – уцѣломудрь; или смѣхъ неблагопристойный, – сдѣлай скромнымъ; или замѣчаешь неумѣренность въ издержкахъ и въ питіи – ограничь; или неблаговременные выходы изъ дома, – положи преграду; или разсѣянный взоръ, – исправь: но не отсѣкай, не отлучай отъ себя поспѣшно; ибо неизвѣстно, кто подвергается опасности, отлучающій или отлучаемый. Источникъ воды, сказано, да будетъ тебѣ твой, и да никтоже чуждь причастится тебѣ; жребя твоихъ благодатей и елень любве да бесѣдуетъ тебѣ (Притч. 5, 17-19). Итакъ не будь рѣкой чуждой, и не старайся нравиться другимъ болѣе, нежели женѣ своей. А если стремишься инуду, то и члену своему поставляешь въ законъ безстыдство. Такъ учитъ Спаситель». «Когда бракъ есть собственно бракъ и супружескій союзъ, и желаніе оставить послѣ себѣ дѣтей: тогда бракъ хорошъ, ибо умножаетъ число благоугождающихъ Богу. Но когда онъ разжигаетъ грубую плоть, обкладываетъ ее терніемъ, и дѣлается какъ бы путемъ къ пороку: тогда и я скажу: лучше есть не женитися. Бракъ – доброе дѣло; но не могу сказать, чтобы онъ былъ выше дѣвства. Ибо дѣвство не признавалось бы чѣмъ-то высокимъ, если бы не было изъ лучшаго лучшимъ. Да не огорчаются симъ носящіе узы брака! Повиноватися подобаетъ Богови паче, нежели человѣкомъ (Дѣян. 5, 29). Напротивъ того, дѣвы и жены, соединитесь вмѣстѣ, составьте едино о Господѣ, и служите другъ другу украшеніемъ! Не было бы и безбрачныхъ, если бы не было брака; ибо откуда бы явился въ свѣтъ и дѣвственникъ? Не былъ бы бракъ честенъ, если бы Богу и жизни не плодоприносилъ дѣвственниковъ. Почитай и ты (дѣвственникъ) матерь свою, отъ которой происходишь; почитай и ты (обязавшійся супружествомъ) происшедшую отъ матери и матерь, хотя она и не мать, но невѣста Христова. Красота видимая не сокрыта; а незримая видима Богу; вся слава дщери царевы внутрь: рясны златыми одѣяна, преиспещренна (Пс. 44, 14), то есть и дѣлами, и созерцаніемъ. И вступившая въ бракъ да принадлежитъ Христу; и дѣва да будетъ всецѣло Христова! Одна да не прилѣпляется совершенно къ міру, другая да не будетъ вовсе отъ міра! Что замужней принадлежитъ частію, то дѣвѣ принадлежитъ всецѣло. Ты избрала жизнь ангельскую, стала въ чинѣ безбрачныхъ; не ниспадай же въ плотское, не ниспадай въ вещественное, не сочетавайся съ веществомъ, тогда какъ ведешь жизнь безбрачную. Блудный взоръ не охранитъ дѣвства; блудный языкъ вступаетъ въ общеніе съ лукавымъ; ноги, идущія безчинно, обличаютъ болѣзнь, или приводятся въ движеніе болѣзнью. Да будетъ дѣвственною и мысль; да не кружится, да не блуждаетъ, да не носитъ въ себѣ образовъ того, что лукаво (такой образъ есть уже часть любодѣйства); да не созидаетъ въ душѣ ненавистныхъ кумировъ!». О любви:
«Ибо любовь плотская и привязана къ скоропреходящему, и сама скоро проходитъ, и подобна весеннимъ цвѣтамъ. Какъ пламень, по истребленіи имъ вещества, не сохраняется, но угасаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ, что горѣло; такъ и страсть сія не продолжается послѣ того, какъ увянетъ воспламенившее ее. Но любовь по Богу и цѣломудренная, и предметомъ имѣетъ постоянное, и сама продолжительна. Чѣмъ большая представляется красота имѣющимъ такую любовь, тѣмъ крѣпче привязываютъ къ себѣ и другъ къ другу любящихъ одно и тоже. Таковъ законъ любви, которая превыше насъ!»
О Церкви:
«Ибо какъ въ сравненіи съ однимъ растеніемъ лучше и больше садъ, въ сравненіи съ одною звѣздою – цѣлое небо и всѣ его украшенія, и въ сравненіи съ членомъ – тѣло: такъ и предъ Богомъ цѣлая и благоустроенная Церковь предпочтительнѣе одного человѣка». «Гдѣ же тѣ, которые упрекаютъ насъ за бѣдность и гордятся богатствомъ; признакомъ Церкви поставляютъ многолюдство, и презираютъ малое стадо; измѣряютъ Божество и взвѣшиваютъ людей; высоко цѣнятъ песчинки, и унижаютъ свѣтила; собираютъ въ сокровищницу простые камни и пренебрегаютъ жемчужины? Они не знаютъ, что не столько песокъ и простые камни обильнѣе звѣздъ и камней самоцвѣтныхъ, сколько послѣдніе чище и драгоцѣннѣе первыхъ». «Но что рѣдко, то не законъ для Церкви, такъ какъ одна ласточка не показываетъ весны, или одна черта не дѣлаетъ геометромъ, или одно краткое плаваніе – мореходцемъ». О лжецеркви еретиковъ и церкви истинной:
«Они имѣютъ у себя домы, а мы Живущаго въ домахъ; у нихъ есть храмы, а у насъ Богъ, и мы сами чрезъ покланяемую Троицу можемъ содѣлаться живыми храмами живаго Бога, одушевленными жертвами, разумными всесожженіями, совершенными приношеніями и богами. У нихъ народы; у насъ Ангелы; у нихъ дерзость, у насъ вѣра; они угрожаютъ, мы молимся; они низлагаютъ, мы терпимъ; у нихъ золото и серебро, у насъ очищенное ученіе. Ты построилъ себѣ домъ въ два и въ три жилья (припомни слова Писанія: домъ широкій съ отверстыми окнами, Іер. 22, 14); но онъ не выше моей веры и тѣхъ небесъ, къ которымъ стремлюсь. Мало у меня стадо? но не носится по стремнинамъ! Тѣсна у меня ограда? впрочемъ неприступна волкамъ, не впуститъ внутрь себя разбойника, чрезъ нее не перейдутъ ни тати, ни чужіе». «Духовныя дѣти, спасеніе душъ, дѣло Вѣры – все это служитъ прикровеніемъ ненасытимости (дѣло самое нетрудное!)». (Въ обличеніе раскола еп. Мартина (Лапковского)): «Когда отечество наше раздѣлено на два воеводства, два города сдѣланы въ немъ главными, и къ новому отошло многое изъ принадлежавшаго старому; тогда и между Епископами произошли замѣшательства. Одинъ думалъ, что съ раздѣломъ гражданскимъ дѣлится и церковное правленіе; посему присвоивалъ себѣ, что приписано вновь къ его городу, какъ принадлежащее уже ему, а (не) отнятое у другаго. А другій держался стараго порядка и раздѣла, какой былъ издревле отъ отцевъ».
О жизни и смерти:
«Какъ жизнь, начинаясь тлѣніемъ, – нашею матерью, и продолжаясь чрезъ тлѣніе – непрестанное измѣненіе настоящаго, оканчивается тлѣніемъ – разрушеніемъ сея жизни: такъ смерть, избавляющая насъ отъ здѣшнихъ бѣдствій и многихъ приводящая въ жизнь горнюю, не знаю, можетъ ли быть названа в собственномъ смыслѣ смертію. Она страшна только именемъ, а не самымъ дѣломъ; и едва-ли не безразсудной предаемся мы страсти, когда боимся того, что не страшно, а гонимся, какъ за вождѣленнымъ, за тѣмъ, чего должно страшиться. Одна для насъ жизнь – стремиться къ жизни; и одна смерть – грѣхъ, потому что онъ губитъ душу. Все же прочее, о чемъ иные думаютъ много, есть сонное видѣніе, играющее дѣйствительностію, и обманчивая мечта души». «И къ древнимъ сказаніямъ да будетъ присовокуплено и сіе, что трудъ даруетъ здравіе, что ревность воскрешаетъ мертвыхъ, что скачетъ старость, помазанная Духомъ».
О Константинополѣ:
«…и притомъ въ городѣ, который едва ли спасутъ и многіе примѣры добродѣтелей, потому что онъ божественные предметы обращаетъ въ забаву такъ же, какъ ристаніе на коняхъ и зрѣлища».
Объ антихристѣ:
«Боюсь, не есть ли настоящее уже дымъ ожидаемаго огня, не вскорѣ ли послѣ сего настанетъ антихристъ и воспользуется нашими паденіями и немощами, чтобы утвердить свое владычество. Ибо, конечно, нападетъ онъ не на здравыхъ и не на совокупленныхъ любовію; а надобно, чтобы царство само въ себѣ раздѣлилось, чтобы крѣпкій въ насъ разсудокъ подвергся искушенію и былъ связанъ, чтобы сосуды были расхищены, и мы потерпѣли то самое, что (какъ видимъ) терпитъ теперь врагъ отъ Христа (Матѳ. 12, 26-29)».
Молитва свт. Григорія
«Троица Святая, покланяемая, совершенная, право нами сочетаваемая и почитаемая, Твое дѣло сіе, Тебѣ принадлежитъ слава совершенія! Ты возстанови снова намъ сихъ столько удалившихся отъ насъ, и пусть самое отдѣленіе научитъ ихъ единомыслію! Ты намъ за здѣшніе труды воздай небеснымъ и безмятежнымъ. А первое и величайшее изъ сихъ благъ – озариться Тобою совершеннѣе и чище, и познать, что Тебя одну и ту же можно и представлять Единицею и находить Троицею, что Нерожденное и Рожденное и Исходящее – одно естество, три личности, единъ Богъ, Иже надъ всѣми и чрезъ всѣхъ и во всѣхъ (Еф. 4, 6). Богъ, къ Которому ничто не прилагаемо, и въ Которомъ ничто не перелагаемо, не умаляемо, не отсѣкаемо, Котораго отчасти уже постигаемъ, отчасти стараемся постигнуть, и нѣкогда постигнутъ, яко же есть, тѣ, которые хорошо Его искали здѣсь и въ жизни и въ созерцаніи. Ему слава, честь, держава во вѣки. Аминь».
